Что-то дрогнуло в изумленном и распухшем лице ротмистра, и он посмотрел прямо в глаза Гулявину.
Потом отвел взгляд и сказал тихо:
— Первый раз такого вижу! Все вы звери чертовы! Впрочем, и мы зверье хорошее!
Опять поднял голову и кончил уже твердым голосом:
— Согласен! Мое слово твердое! Можешь положиться!
— Я, брат, и сам знаю. Пить можешь, значит, и слово держать можешь! — и одобрительно потрепал ротмистра по плечу.
Глава одиннадцатая
ПОРУЧЕНИЕ
К вечеру подошла на хутор вызванная из соседней группы батарея.
На хуторском широком дворе кучками сидели красноармейцы у костров и ужинали пшенной, пахнущей дымком кашей.
Тонули в сизом мареве остывающие поля, и перелетали по востоку бледнорозовые мгновенные зарницы.
И когда кончился ужин, вышел на крыльцо Гулявин, оглядел двор и скомандовал:
— Полк… становись!
Засуетились, забегали люди, спешно убирая котелки, зазвякали, сталкиваясь, винтовки.
— Батальонные, сюда!
Подошли батальонные командиры.
— Ну, братишки, трогай! Выбить надо кадетов к чертовой матери! Теперь пушки помогут. Наступать по-прежнему. Третий батальон в обход. С резервом Няга останется.
А в эту минуту, разгоняя толпившихся в воротах красноармейцев, вскакал во двор ординарец.
Осадил у крыльца запаленную рыжую длинную лошадь и, переводя дух, крикнул:
— Где командёр? Пакет срочный!
— Давай!
Разорвал Василий пакет при свете зажигалки, поданной батальонным, прочел бумагу и засвистал.
— Що воно тамечка? Яка-небудь пакость? — спросил Няга.
— Пакость не пакость, а нужно к командующему ехать. Приказано, чтоб сейчас. Скажи, чтоб дали мне тачанку, а тебя оставляю заместителем. Не придется подраться, язви его! Да пусть его благородие, ротмистр, тоже собирается. Разом и его в штабе сдам.
Подали тачанку, и когда садился Гулявин, подкладывая бурку, вышел из темноты ротмистр.
— Ну, собрался, ваше благородие?
— Невелики сборы. Штаны на мне. Чемоданчик-то мой там остался!
— Не беда! Наживешь! Садись!
Сытые серые лошаденки с места рванули тачанку и понесли по ночной степной дороге крупной играющей рысью.
Молчала степь, молчал Гулявин, прикорнул и задремал в углу тачанки ротмистр. Только стучали дробно и четко неподкованные копыта, и играла селезенка у левой лошади глухим и ворчливым звуком.
К полночи въехали в станицу У часового спросил Гулявин, как проехать к штабу, и тачанка подкатила к поповскому дому подле церкви, со сбитой снарядом колокольней, где разместился штаб. Выпрыгнул Василий из тачанки, размял ноги, за ним ротмистр.
