Остальные крякнули, по примеру обиходили приборы. Покалякав о том-о сём, обо всём и ни о чём, ближе к полночи разбрелись.
…Впервые за долгие недели Степан уснул, хоть малость довольный. Но тревога по-прежнему тучилась в сердце. Он понял, что Урус — муж в государственных делах ухищрённый и коварный. Засыпая, решил добиться от воеводы разрешения на выезд с Хлоповым к верховному ногаю, который, по донесеньям, покинув Сарайчик, правил к Астрахани.
Ледяным молотком неспешный сечень чеканил унылые дни, несшие снег и тоску. Наконец, 13-го с Корнюши донесли: Урус прибыл в составе немногочисленной свиты. Правда, в ближайшие дни под шатёр властителя слетелось немало послушных ему султанчиков. Прослышав о появлении долгожданного князюшки, Хлопов послал за Бердышом. Тот не заставил себя ждать.
По торжественному случаю Степан приоделся. Наряд совершенно переменил его, облагообразил. Под медвежьим полушубком — узкий кафтан из китайки с обилием петлиц. Перепоясался дорогим кушаком. Руки — в перчатках. Сразу видать начального человека, а то и царского жильца.
Когда он ехал на Супостате к дому Хлопова, народ невольно оглядывался. Смешливые девушки в шубках, завидев ладного ездока, захихикали, зашушукались. И напрасно. От уколов женских сабель — язычков и от женского зелья — их глаз Степан давно оградился. Строгостью и невозмутимостью. Вот и теперь спокойно проехал он мимо. Напрасно старались любушки вниманьем завладеть.
За спиною хлопнуло. От неожиданности оглянулся. Дверь. А на крылечке появилась ещё одна, в душегрее и цветастой ширинке. Встретив взгляд молодца, покраснела. Не то с морозцу, не то смутясь — не понять, потому как тут же слетела по ступеням, толкнула в спину ближайшую из кривляк, крикнула задорно:
— Гей! Почто зря студитесь? Пожалте в хату.
Но подруги не спешили: плечистый всадник врезал: «тпру». Правда, к общему разочарованию, не с тем, чтобы воротиться к красоткам. Просто приехал. Впереди сутулился поживший слуга Хлопова.
— Здоров ли, Мисаил? — приветствовал он старика, соскакивая.
— Благодарствую, барин, и тебе того ж, — беря Супостата под уздцы, с достоинством ответствовал дедушка, благолепный, похожий на архимандрита. Открыл калитку, первым вошёл во двор. Чуя и щадя старость, Супостат покорно брёл следом.
— А не знаешь ли, дед, что за краля в душегрее одной из дома бегает, студиться не боится? — спросил Степан так просто, для поддержания и в знак расположенья.
— Запало?! Запало! — с торжеством возопил старикан. — Оно, конечно. Ахти-охти, стары мои кости! Прохудились руки, то бы взял в прилуки! — глазки заблестели, да так маслянисто и в то же время своднически. — Эха, ми-лай! — Мисаил держась за поясницу, пошёл в припляс. — Так то ж перва красотка нашей слободы. — Хлопов жил в доме зажиточного ремесленника. — То ж Надюша Елчанинова. Наденька-Наденька — сдобнушка-оладьинька! Эгей-го-го! Экой ты, право!
