Отходчивый Нечай, замиряясь, пожал руку Бердыша. Как и многие на кругу, отдавал он почёт мужеству и стойкости. Благоволение братьев Кольцовых — это и был, оконечно, залог общего признания. Вслед за атаманами Кольцовым, Шацким и другие зауважали этого служилого, но главное — бойца. Не за извороты — за доблесть.
Здесь, на Волге, к казакам прибивались разные людишки, коих звали по разному: бродниками, бурлаками, ушкуйниками. И — лихие самые. И не первой лихости. Вперёд всего — свободоохочие. С духом вольных дружинников, витязей, защитников. Лихим оставались два пути. Либо прижиться, взяв за устав по-своему справедливые правила повольников, тем самым преодолев или хотя бы прищемив преступные склонности. Либо — вон. Раньше ли, позднее.
Сам суровый быт первопроходцев и новообжитцев прививал и растил благородство, справедливость, определённую человечность. Лютого до беспредела в самоодури не вынесла бы ни ватага, ни эта земля вековой свободы, ни местные обычаи, ни туземные коренники.
Всё больше народу вкручивалось в словесную покрошку. Как-то исподволь пошли сетовать на переменчивость станичной судьбы. Среди казачества хватало голытьбы, но не меньше утёклых страдников, ремесленников, беглых солдат. Большинство, как и в той жизни, великой удачею не блистали. Так те с непритворной горечью поминали родные места и кинутые ремёсла.
Самыми неподатливыми оказались «чистопородные» ушкуйники с родовыми татскими корнями. У этих тяга к речному разбою струилась в крови. И не то что б ничему не верили — их просто не прельщало всё, связанное с присягой, с двором и, значит, кабалой. Любой договор таким — прощай вольность. Были и, как Богдашка Барабоша, с отвращением отвергавшие всё, что вязалось с сельским и всяким иным трудом. Эти семьями не обзаводились. Для таких верный конь, быстрая сабля и барин-ветер дороже благ мирских. Единственно, кого из ручной животины уважили казаки-ушкуйники — козы, в изобилии населявшие лихие края. От коз был корм: мясо с молоком. И тепло: прочные шкуры.
О воле и Волге, доле и долге
Прознав через Кузю, что Степан Бердыш — приближённый самого Ближнего боярина Годунова, повольники просили особого гонца рассказать об этом человеке, подтвердить или развеять досужие перетолки. Уцепясь за эту ниточку, Бердыш, пошёл ткать паутинку. Он просто, иногда и ругливо, но с приязнью живописал ум и благонравие властителя. И, в общем-то, не врал…
— …Особливо ценит Борис Фёдорович радивость, за исправную службу дарит примерно и щедро… — при этих словах Барабоша свалил на покой. А напоследях смачно плюнул. Часть станичных схлынули за ним.
