Однако я не буду тратить ваше драгоценное время. От всей души поздравляю с приближающимся древним праздником Ноуруза, вас и вашу самоотверженную мать, за которую я очень переживаю. Пусть будет для вас наступающий год благословенным по воле Создателя.
Сара Мохаджер».
Дочитав письмо, он принялся за него второй раз. На этот раз он задерживался на некоторых предложениях и словах. От счастья хотелось закричать или, может быть, зарыдать. Чуть слышно он повторял: «Она ответила мне, видишь, ответила? Слава и слава ей!» Он совсем потерял голову. Все вокруг для него обновилось. Мир как бы заново стал сотворенным, обрел форму. Как малое дитя, он приходил в восторг от лицезрения всех этих разнообразных вещей. В его глазах горы заново возвысились и распростерлись океаны. Расцвели цветы. Выросли густые леса. Солнце праздновало свой первый день на небосклоне… Могаддам окликнул его: «Господин Сеноубари, посетители окошко снесут!»
Он убрал письмо в карман и вернулся на свое место. Он изменился. Стал совсем другим, по сравнению с тем человеком, который несколько минут назад уходил, чтобы прочесть письмо. Теперь только внешность его напоминала прежнюю. И банк теперь тоже изменился, стал прекрасным и светоносным. Даже те, кто толпился в несколько рядов перед окошками, изменились. Ему казалось, что все они теперь смотрят с любовью. Улыбаются ему. Их лица стали добрыми. Хедаяти искоса посмотрел на него и, сглотнув слюну, спросил:
— Хорошо тебе?
— Именно!
— Праздник начался?
— Конечно, то есть нет, не в этом смысле!
Харири услышал их.
— Все, что у каждого в приходе, суммируем, потом делим, как каждый год.
Исмаил рассмеялся:
— Мой праздник не делится.
Сафар притворился, что не слышит, очень занят работой, однако его уши ловили каждое слово. Исмаил сел и начал работать. Фразы из письма крутились в его голове, смешивались с цифрами и включались в счет, что заставляло его ошибаться. Между тем, что было сейчас, и тем, что было немного раньше, возник разрыв времени. Образовались большие пространства и глубины, и он не мог свести воедино края этого глубокого разрыва. Его память как будто стала чистой, и требовалось учиться всему заново. Он был безумно счастлив — словно все счастье мира вдруг стало его собственностью. Он не вмещался сам в себя, как-то вдруг вырос, стал ростом во всю Вселенную. Неуправляемый весенний разлив бушевал в нем. Со сладостным тайным удовольствием он отдавал себя этому разливу и этим бурям, свободно и не сопротивляясь. И волны несли его на себе, и шумели, и страшно ревели. Кто-то положил ему руку на плечо.
