— Нет, Мирза Манаф, кроме шуток, есть дикие?
— Когда-то зверя было много, а теперь нет. Может, какой-то и попадется, но очень редко.
Исмаил замолчал. Он смотрел на громадные ветви высоких деревьев — туда, где оранжевый водопад солнечного света находил путь через разрывы и щели и врывался внутрь леса. Смотреть на это было приятно. Он пожирал это необычное зрелище взглядом. Острый запах толстых, покрытых мхом стволов деревьев и влажной земли висел в воздухе. Пройдя немного дальше, Исмаил опять нарушил молчание.
— До чего здесь красиво!
Мирза Манаф взглянул на него.
— Ты видишь, да?
— Да, удивительно!
Через час они дошли до убогого кладбища на окраине маленькой деревни. Мирза Манаф осторожно шел между могил, вглядываясь в надгробные камни. Было видно, что число могил больше числа домов в деревне. Над одной могилой Мирза остановился, вглядываясь в камень. Исмаил встал рядом, читая надпись. Различалась она с трудом:
«Инженер Мирза Малик Аразали, родился в 1299 в Баку, умер в 1347»[8].
Бороздки надписи были забиты грязью и пылью. Он присел на корточки и щепочкой очистил надпись, потом коснулся указательным пальцем могильного камня и вместе с Мирзой Манафом они прочли поминальную суру Корана[9]. Потом они помолчали. Они оба сидели на корточках и смотрели на могильную надпись. Не шевелились. Иногда быстрый ветер дул от поверхности земли и, нарушая тишину, качал ветви кустов и сухую траву. Исмаил смотрел на слово «Баку» и вдруг вспомнил, что слышал такое: живущие там — коммунисты, не признающие Бога. А значит, поминальная сура им не подходит. Он взглянул на мрачное, каменное лицо Мирзы Манафа и невольно нарушил молчание:
— Мирза Малик был коммунист?
— Коммунист?! Когда-то был, но потом отошел от этого и вернулся к намазам.
Ветер усилился, ветви гнулись и иногда печально стонали.
— По какой специальности он был инженером?
— Механик. В одном из колхозов Нахичевани был начальником ремонтной станции. Имел постоянную визу для пересечения границы.
— Зачем тогда уехал, если там ему хорошо жилось?
Мирза встал с корточек. Его лицо немного скривилось. Видно было, что сидеть так — больно для его ног. Глядя на могильный камень, он сказал:
— Помилуй его Аллах, он был человеком, как бы это сказать, удивленным и смущенным. Не могу выразиться яснее. Там не мог выдержать, говорил, что задыхается. Одышкой он страдал. И вот он с тысячей затруднений переселился сюда, запустил в работу мастерскую по ремонту рисомолотильных машин, но и здесь ему было нехорошо, говорил: и здесь задыхаюсь, все разъело мздоимство. Как ни старались все, чтобы он женился, стал главой семьи и оставил эти мысли, не получилось. Постепенно ото всех отдалился. Остался один. И вот…
