Кто-то сильно ударил его по спине. Он повернулся. Это был Сафар, с разрумянившимся щеками и горящими глазами.
— Ну как, парень из квартала, хорошо идет?
А потом, когда увидел в руках Исмаила стакан с желтым лимонадом, отпрянул, нахмурился и с тягучим акцентом спросил:
— Деревенщина, тут все есть, а ты лимонад пьешь? Боишься хлебнуть?
— Нет, парень. Но я столько налил, что сверх этого мне и не выпить.
— Ага. Лентяй, значит.
…Харири ждал его около двери. Они вместе с Исмаилом вышли на улицу. Навстречу им поспешил ночной ветер с гор и завладел их обонянием. Харири вытер платком пот со лба и глубоко вздохнул:
— Вай, вай! Какой воздух, мертвеца оживит!
Исмаил посмотрел на небо. Между ветвями и густой листвой чинары звезды сияли безжалостно. Ветерок мягко толкал ветки, и единственная горлинка душераздирающе печально пела свою песенку. Они подошли к машине. Вокруг нее крутился Хедаяти. Харири спросил:
— Что ты делаешь, Хедаяти?
— Дверца куда делась? Нету!
— Как нету, есть! Сейчас открою, один момент подожди!
Он открыл ключом дверь водителя. Сел. Потом открыл дверь с пассажирской стороны, потом заднюю, и дал знак Хедаяти садиться в машину. Хедаяти сел медленно и тяжело. Сел и Исмаил. Харири завел двигатель, и они поехали. Хедаяти вполголоса напевал. Исмаил сказал:
— Вроде как все прошло очень хорошо, правда?
Хедаяти повернулся и горящим взглядом посмотрел на него.
— Еще бы не правда, еще бы не хорошо, мои ноги как будто не по земле шли, а по небу. Знаешь, чего моя душа сейчас желает?
— Чего желает?
— Душа моя желает прямо сейчас, если б была тут большая река, раздеться догола, только в трусиках остаться, и прыгнуть в воду. Ай, хорошо как!.. Когда, помню, жил в деревне, все время купался, но никогда не раздевался совсем. Боялся мальков рыб. Они тебе все причинное место обгрызут, защекочут. Всегда нырял в трусиках и плавал.
И он начал движениями рук и рывками ног показывать, как плывет в реке. Потом представил, будто рыбки заплыли между его ног и начали его щекотать. Он громко, раскатисто захохотал, потом запел, потом заговорил:
— Нет, нет! Нет, не так. Девочки молоденькие, отпустите меня, черт, пальчиками не щекочитесь!..
Харири со смехом сказал:
— Ну ты даешь, старина, сейчас сворачиваю налево, чуть спокойнее, пожалуйста.
— Харири, душа моя, не понимаешь ты. Я тут не виноват. Это они ко мне в штаны залезли!
— Очень хорошо, постепенно освобождайся от них!
Тот помолчал. Машина неслась по пустынным улицам на предгорном севере Тегерана, спускалась к центру города. Сквозь открытые окна налетал ветер и бешено вихрился в кабине. Хедаяти вскинул руки и ослабил узел своего галстука.
