Конечно, он был человек своей эпохи — расчетливый политик, который мог в сложной ситуации ради своих интересов пойти на компромисс, как это было при выдвижении К. Черненко на пост Генерального секретаря ЦК КПСС. В чем-то, особенно в политических вопросах, он был догматичен, как в ситуации с вступлением наших войск в Афганистан. Для него непререкаемыми авторитетами и его близкими друзьями были Л. Брежнев и Ю. Андропов.
За внешней суровостью и возможными «разгонами» по старым образцам скрывались доброта и широта натуры. Сколько раз он обращался ко мне с просьбой помочь генеральным конструкторам, ученым, директорам оборонных заводов, создателям ракет, авиации, ядерного оружия: А.И. Микояну, М.К. Янгелю, А.Н. Туполеву, Ю.Б. Харитону, Н.Д. Кузнецову и многим-многим другим.
После смерти Ю. Андропова, которую он тяжело пережил, Д. Устинов как-то сник, стал сдержаннее. У меня создалось впечатление, что в 1984 году его активность и страсть к работе сохранялись лишь как привычка к определенному режиму, выработанному десятилетиями жизни. Осенью 1984 года, после поездки в Чехословакию на военные маневры, у Д. Устинова на фоне сниженной сопротивляемости организма появились признаки вялотекущего инфекционного процесса вирусного происхождения. Все известные в мировой практике методы лечения не давали эффекта. Болезнь медленно прогрессировала. На этом фоне начала увеличиваться бывшая до того спокойной аневризма брюшного отдела аорты, появились признаки ее расслоения, угрожавшие разрывом сосуда. Я понимал, что теряю еще одного близкого мне человека в руководстве, а страна — человека, который на протяжении десятилетий обеспечивал ее высокий оборонный потенциал. Уходил из жизни еще один представитель «поколения победителей». Как жест отчаяния и последнюю надежду консилиум ведущих специалистов предложил оперативное лечение. Технически операция была выполнена на высоком уровне, однако в связи с перенесенным заболеванием начались осложнения, которые привели к печальному исходу.
За несколько дней до смерти, видимо, чувствуя ее приближение, Д. Устинов попросил, чтобы к нему приехал К. Черненко. Почему-то он очень нервничал и несколько раз переспросил, передал ли я его просьбу. К тому времени состояние самого Черненко было крайне тяжелым. Он находился в больнице и выезжал на работу лишь на несколько часов. Я понимал, как тяжело ему встречаться с умирающим Устиновым, последним, кроме него самого, из близкого окружения Брежнева. Но он, видимо, силой воли заставил себя собраться и пришел к Д. Устинову. Тот попросил, чтобы их оставили наедине. Вышел из палаты Черненко каким-то отрешенным, замкнутым, единственное, что он спросил: «Так ты думаешь, надежды никакой?» И, услышав, что дни Дмитрия Федоровича сочтены, коротко заметил: «Какой хороший человек погибает».
