И царь сдается. Столыпин, энергичный министр, не менее других озабоченный доступом Распутина ко двору, заявляет Николаю с потрясающей откровенностью: «Лучше десять Распутиных, чем один истерических припадок царицы»[54].
Когда махинации Распутина с должностями распространяются и на церковь, игравшую большую роль в русской жизни (представители ее традиционно пользовались высоким престижем), терпению петербургского духовенства приходит конец. Давно уже болезненно воспринимается то, что Распутин, которому в его первый приезд в Петербург покровительствовали, компрометирует своей двойной жизнью православную церковь.
Когда же Распутин начинает проталкивать на церковные должности своих старых сибирских друзей молодости, чаша переполняется. Последней каплей оказывается рекомендация царице для назначения на пост епископа Тобольска своего друга, до той поры главным образом ухаживавшего за монастырским садом. Дело в том, что царь обладает решающим голосом при назначении на церковные должности, так как посылает в Священный Синод — высший церковный орган — светских представителей государства.
Митрополит Петербургский считает Распутина беззастенчивым лгуном. Но он понимает, что своей властью тот обязан престолонаследнику. И добивается приема у царя.
«Царевича необходимо любой ценой вырвать из когтей этого дьявола, Ваше Величество», — начинает митрополит свой доклад.
«Это семейное дело», — возражает царь, осознавая свою беспомощность.
«Нет, Ваше Величество, речь идет не только о семейном деле. Это касается всей России. Царевич не только Ваш сын. Он наш будущий суверен. Он принадлежит всей России!»
На том они расстаются. Не мог же царь признаться посетителю в том, что в данный момент бессилен. На царицу же не действуют самые убедительные доказательства. Ей лишь мнится, что кольцо врагов все теснее смыкается вокруг нее. В конце концов она добивается того, что почтенного митрополита переводят, а точнее ссылают в южную губернию.
Так разделывается Распутин с одним врагом за другим, часто даже не шевеля при этом пальцем.
Наконец возмущение духовных особ, напрасно пытавшихся открыть царю или царице глаза на поведение Распутина, возрастает до невероятных размеров. Почтенный духовник двора, епископ Гермоген, и архимандрит Царицыно Илиодор, бывший друг Распутина, которым образ жизни Распутина отвратителен, становятся злейшими его врагами. Когда связанного Распутина насильно затаскивают в церковь, Илиодор приказывает его выпороть и заставляет поклясться никогда больше не переступать порога дворца. Распутин клянется — но на следующий день спешит к царице, чтобы сообщить о «покушении» на его жизнь.
