Погиб пулеметчик. Шустов бросился к пулемету и сквозь прицел увидел форштевень другого катера, хищно вспарывавший море, которое пенилось белыми усами. Он нажал гашетку и дал длинную очередь. Шустову что-то кричали, но он ничего не слышал. Тогда матрос поднял руку с отделенными двумя пальцами и показал вперед. Командир катера по движению губ матроса понял: «Новые».
— Отлично!
Он решил принять бой на контркурсах. Вот, наконец-то, катер командира дивизиона. Он поможет. Один снаряд немцев попал в рубку. И в это время из нее выскочил радист с радостной вестью: на помощь идут эсминцы. Прямо по носу встали новые всплески.
Мотористы не спускали глаз с машинного телеграфа. Увеличивая число оборотов мотора, они до упора подняли «ручку газа», выжимая все возможные и, казалось, невозможные «лошадиные силы». Моторы ревели, и катер как будто летел над водой. Снарядом пробило палубу, и он разорвался в подводной части машинного отсека. Хлынула вода. Гурька и другие мотористы бросились заделывать пробоину пробковыми матами. Воду откачивали кто чем мог. Казалось, еще минута-другая, и наступит конец. Осколки снаряда перебили машинный телеграф. Решили маневрировать по звонкам. Два длинных — «средний вперед», один — «полный», три длинных — «стоп».
Кто-то крикнул:
— Пожар на корме!
«На корме!? — похолодел Гурька. — Там глубинные бомбы. Если они начнут рваться, то все полетит к черту!»
Деревянный настил кормы покрылся трепещущими языками пламени. Они подкрадывались к бомбосбрасывателям, лизали раскаленный металл. В густом дыму Гурька едва нащупал рычаг бомбосбрасывателя. Потянул, но огонь уже успел сделать свое дело — рычаг не действовал, может, его заклинило осколком? Сбросить бомбы за борт, не дать соприкоснуться с ними огню — единственное спасение корабля и всего экипажа.
Гурька откинул заднюю решетку бомбосбрасывателя и вытолкнул рукой первую бомбу, затем вторую, третью… Стараясь не дышать, он снова шагнул в огонь. Совсем рядом, у борта, плескались волны. Сделай два-три шага, прыгни за борт, и не будет удушья, обжигающего тело пламени. Ты спасешься, но погибнут другие. Второй бомбосбрасыватель действовал исправно. Задыхаясь в горячем дыму, он все нажимал и нажимал на рычаг, пока и вторая серия не оказалась за бортом. Все это он делал, ничего не замечая вокруг, не чувствуя боли ожогов. Внимание было поглощено бомбами, которые могли взорваться в любую секунду. Он слышал какие-то голоса, но не придавал им значения и продолжал выкатывать одну бомбу за другой. Вот и последняя. А дальше ничего не стало для Гурьки: ни выстрелов, ни моря. Он потерял сознание.
