Остров гуннов | страница 98



На его лекции валили толпы, даже не из нашей Свободной зоны, нельзя сказать, что только из-за его знания обильных образцов мата. Он заклинал:

– Загинет раса, ако не полюбим всички малый живот. Трябва любовь к хуните, нашия язик.

Его спрашивали:

– Зачем это нужно?

– Не знам, – озадачивался он. – Уникальност трябва увидеть, дабы разбере и приме.

Появились и ученые монахи обители старца Прокла.

Приглашенные наставники начали учить слушателей спасению – уходу от сна души, то есть прямого фотографического взгляда на внешнее, без осознания его глубины.

Познание – это постоянные попытки открыть в себе кингстоны, то есть обрушить спящий мозг в бездну неведомого. Только раскалывание скорлупы запертых в предрассудках генов средневековья и выход в необозримый простор могли расчистить мозги, чтобы увидеть себя и мир.

Пока учили стихийно, естественно, как у древних, понимавших мир лучше, проще и добрее. Гуляя с наставниками на природе по тенистым дорожкам, слушатели учились без посредников – навороченных учебников, извлекая мысли из звездного неба, зеленых кущ, преображаемых фотосинтезом, океана, колеблющегося от вращения планеты. Простая суть идей философии, искусства и науки выводилась из созерцания природы.

Сложившихся «личностей эгоистов», ушедших в благополучие себя и семьи, учить было сложно. Преодолеть их барьер, за который они не хотели выходить из-за страха, можно было только средой, которой можно, наконец, поверить и довериться. Средой творцов Футурополиса. Но это возможно будет только после обретения Эдема наяву.

21

Заседание апелляционного суда началось как соревнование слепых с глухими.

Противная сторона появилась в судебном тереме не глядя на нас, хотя их и нас подмывало мирно поговорить. Здесь были те же, кроме Савела и Либерала, – купец с бегающими глазами, тумбообразный атаман и их поверенный.

Странно, лично друг к другу у нас не было неприязни. Нас разделяли идеологии или их отсутствие. Они казалась нам замшелым средневековьем, мы казались им разрушителями жизни.

Уже не было прямого гнева. С обеих сторон затаилось благородное негодование духа, объятого верной идеей и непримиримое к чужим идеям. Хотя во мне заноза оскорбления осталась, может быть, зарубкой на сердце на всю жизнь.

Вкрадчивый и гибкий поверенный зачитал опровержение Органа живых теней.

– Чужденец обвиняет нас в оскорблении чести. Какие доказательства? Это же видно всем: он безумец, в амнезии придумавший, что прибыл из будущего. Этого у нас не бывает! Гуннские завоеватели делали светильники из сала таких берсерков.