– Вот как? Это поражает! Какая новизна мысли! Научите меня вашему пониманию искусства!
Я слегка удивился – не чувствовал новизны в мыслях, которые в моем мире были привычными. Может быть, она увидела неясный для нее просвет, исходящий от пришельца? Мне показалось, она поняла, что ее надменность и неприступность на мена не действует.
– Наши летописцы-писатели прорываются из логической парадигмы творчества в иные миры. Не просто мыслят образами, а прозревают будущее человечества. Метафорами науки. Уводят в нелепую дразнящую фантастику, где под сумасшедшей игрой воображения проглядывают удивительные открытия, совсем новое понимание бытия. В бездну катастрофической кривизны вселенной, ослепительно ясно осветившей всю тьму предрассудков, и готовой вдохновить на небывалое, или сожрать с потрохами.
Савел ревниво проследил за покорным взглядом Аспазии в мою сторону, и вмешался:
– Одна поправка! В катастрофической кривизне космоса обнажатся наши пороки – а дальше что? Пороки остаются.
С Савелом мне было легче говорить.
– Да, наши великие мыслители, в конце жизни очнувшись от прозрений, признавались, что прозевали реального человека, способного на чудовищные гадости.
– Разве сознание, зависимое от языка, то есть неуклюжих наименований невыразимого, изменится?
Вмешался Летописец.
– Язик е родина, в чиято колыбели родился. В нем е неизказанные области. Только на нем могу изразить божественную сущность.
– Языком можно создать только иллюзию. За пределами сознания гуннов – ничего нет.
Я засмеялся.
– Во всяком случае, там может быть темное сознание животных.
Савел ударил меня под дых:
– А что такое твоя Академия авангарда, как ты ее называешь? Несет бессмыслицу хаотических линий и цветов.
– Это же путь в твою нирвану, разве не видишь?
– Нет, это взгляд в мутный хаос вулкана. Твоя Ильдика, пусть пепел Колоссео будет ей пухом, была слишком наивна, смотрела в нечто мистическое, а не в беспощадное Ничто.
Я вспыхнул. Какой-то средневековый интриган посмел тронуть чистый образ!
– Может быть, в вашем хрематистическом мире с криминально-распильными схемами это иллюзия, но в моем мире будущего это реальность.
Никто ничего не понимал в нашем споре.
Либерал отставил стакан с вином и, поправив сермяжную мантию, не спеша, отечески заговорил:
– Факты упрямы. Все видят, что снова торжествует бессмертная наука – хрематология, то есть власть денег. Она плоха, но никто пока не придумал лучше. То, что вы строите, очередная утопия, вызывающая ненужные надежды. И почему называешь наше время средневековьем? У нас, по крайней мере, сплошная модерность.
