Обсуждали политическую обстановку. То есть куда бежать.
– Где Тео? – заволновались прибывшие.
– Собирает силы, – сказал Эдик.
Но всем становилось ясно. Пропустили время для подготовки к самому страшному – концу света.
– Вот бы сейчас найти алюминий, построить корабль и улететь отсюда ко всем чертям, – вздохнул Эдик, кося глаза куда-то мимо. – Когда-нибудь, кто останется жив, научится строить такие корабли, чтобы навсегда улететь и забыть о катастрофах земли.
Я вспомнил что-то.
– Такие корабли уже создали, где-то у нас.
Лицо Ильдики было серьезно. Она шепнула мне.
– Я убежала от преследования.
– Кто!?
– Шаньюй.
Я был растерян.
– Срочно переезжай в обитель. Я переговорю с Проклом.
Мои друзья разбежались по острову, хоронясь у родственников, и в развалинах. Много оппозиционеров пребывали вблизи вулкана, куда боялись заходить войска.
Мы с Ильдикой прятались в монастыре, в обители старца. Тут были тайные пещеры, о которых никто не знал. Совесть нации не смели трогать, во избежание всенародного бунта.
Я поражался деловитости Ильдики. Она не возмущалась. Трезво смотрела на наше положение, словно ее детские чистые ожидания давно выгорели, и осталось только одинокое счастье быть рядом с близким человеком. Она, как предчувствие продолжения рода, не могла быть иной. Даже если бы ее смыло волной.
Что такое близость между нами? Это что-то вне эпохи гуннов. Я представлял нас примерно так: ликующая волна энергии рождения и развития в океане вселенной, которая когда-то растает, а за ней возникнет новая ликующая волна. Сексуальная энергия «инь» и «ян». Наверно, это необходимое свойство в бытии – приманка для продолжения развития.
Ильдика посмеивалась надо мной.
С ней приближающаяся катастрофа меня не пугала. Казалось, сила любви бессмертна, словно в уголках галактики всегда ей найдется райское место, полное цветов. Ведь такой рай должен где-то существовать по закону бесконечного многообразия.
– Мы еще увидим мою родину. Там так просторно, и люди забыли о распрях. Это и твоя родина.
Она соглашалась, что и она оттуда же.
– Наверно, моя родина там. Но там твоя семья! – отстранялась она. – Как ты совместишь меня с семьей? Ты не будешь любить меня!
Я не думал о прежней жизни, словно давно похоронил ее.
– Там привязанность родственников, с кем уже ничто не может разлучить.
– Но была любовь!
Я не знал, что сказать.
Несмотря на наше положение, она слишком любила и ревновала, чтобы быть объективной. Боялась расспрашивать о моей чудесной родине, сравнивая и находя параллели, убеждающие в моей нелюбви к ней, и что я не могу простить того, что до меня у нее кто-то был.
