В обители старца Прокла собралась «Не ограда». Взволнованные, уселись на полу по стене.
Тео ликовал, поднимая длинный нос:
– Рушится старый мир! Наконец, наступает развязка. Пусть все летит в тартарары!
Ильдика тревожно глянула на меня.
– И мы вместе с ним.
Воодушевление споткнулось о панический страх. Впервые каждый остался наедине с собой: никто не поможет! Этот теплый мир может исчезнуть.
– Что делать?
Ильдика прижалась ко мне. Во мне затаилась не уходящая скорбь. Ее не будет, и нечем будет жить. Не нужно мучиться поиском родины, упрямо делать какое-то дело, в котором нет озарений, любить, терять, ссориться, обманывать, изменять, быть недовольным. И самого одиночества тоже не будет. Потому что не будет нас.
Старец был скорбен.
– Още было в древни времена. Вибрация земи. Целая земя е разделена, като купа (чаша). И след това ужасная волна смыла Атлантиду, и страну шумеров. Исчез град Сибарис, где жили разнеженные сибариты. Так природа наказывает безумных, които не внимаваше, отиде против. Многие преступления извершили люди, отклонившись от ветви развития, созвучной с природой. Забыты богове подземные и водные, и небесные, което древние умилостивили.
– Но мир выжил! – возразил Тео.
– Сейчас все по-другому, – сказал я. Эдик посмотрел на меня.
– Как ты был прав! Догадался, что надо думать о спасении земли, а не о нашей победе
– А что делать, сдаться? – не слушал Тео. – Режим будет мешать, как фашисты, о которых ты рассказывал. Погибая, в агонии продолжит сажать инакомыслящих, как ни в чем не бывало.
Его сторонники были в тревоге.
– Есть ли смысл в революции?
Эдик вдохновенно сказал:
– Нужно создать комитет спасения.
Старец скорбно продолжал:
– Целия живот искал я нещо, което излечит страдания моего народа. И достиг заключения, че той трябва только едно – найти смысл истории, чрез самопознание. Практики разработаны, например, христианством и хиндуизмом. Искал значения имен Создателя мироздания, апофатические (това е отрицающие, что Его человеческий ум може помыслить и представить), и катафатические (може представить). И помыслил, че наименовать возвышенное, неотчетное и неизобразимое, превышающее человеческое разумение, това е неможно. Но можно приблизить Неизреченное долгим и болезненным обучением, – когда в душе е такой энтузиазм, че уже няма нужда в думах.
Тео усмехнулся.
– Ну, и что это дало?
– Да, може, сейчас нищо не е необходимо в условиях глобального катаклизмуса. Мы опоздали, потонув в несовершенстве.
