Нас встретил сам Сар, слегка полинявший худощавый старик в седым парике, и так же безденежный.
– Мы понесли большие потери, чем вы, – сказал он. – Но подъем экономики у нас фантастический. А ваша Академия – превзошла наши учебные заведения, преподающие хрематистику. Это же полная свобода самовыражения!
Мы нашли разительные перемены. Власть укрепила Общественный договор, народ чувствовал его всеми сопротивляющимися фибрами души, и отвечал соответственно. Несмотря на сильное лобби против ограничения свободы, впервые здесь установлен новый институт – суд. Перестали убивать друг друга безнаказанно. Стрельба в магазинах и на площадях теперь каралась, но сравнительно мягко. Не сожжением, или пожизненно, а ограниченно временем – дают 50, 75 и более лет темницы, самое суровое – 150 лет. Но главным документом все равно оставался деловой контракт, который свято соблюдался.
Там пошли по пути полной свободы. Индивидуализм здесь принял вид бездомности. Множество свободных купцов, фрилансеров и менестрелей, нищих, не имеющих дома, шлялись по улицам, как птички клюя, где придется. Многие ушли в леса, чтобы освободиться от пут цивилизации. Резко увеличились трудности выживания, но также резко сократились расходы на дорогостоящие излишества, всучиваемые цивилизацией за большие кредиты. Но казалось, все радовались своей независимости. Система благотворительности, освобожденная от налогов, была развита широко, никто не умирал с голоду или холоду.
На зрелище театра Аспазии, на главной арене, пришло, наверно, почти все население. Возлежа в своих хламидах на каменных скамьях амфитеатра, они смотрели неизвестную им пьесу «Освобожденный Прометей», и противостояние героя року (очевидно, главная идея в развитии человечества) вызывало неизменный восторг. Аспазия внесла в характер Прометея жажду самопознания и муки преодоления сна разума, не присущего его эпохе. Это не понравилось беспривязным гиксосам, и они по обыкновению немедленно стали выражать свое недовольство топаньем ногами и стрельбой в воздух.
В «Александрийской библиотеке» дорогого старца Прокла, которую я вывез из погибшего Острова в наше новое обиталище, были книги гуманистов, которые вели на одну дорогу, когда народы, распри позабыв, в великую семью соединятся. Почему-то история оставила только эти книги, остальные, не зовущие, остались в тени памяти или исчезли. Наверно, это говорит о единственно верном направлении. Теперь слухачи Академии учились по ним.
