Это была «битва акынов». Он негодовал:
Огромный день мой раздувает горны
Каких-то новых сил – я сумерками их,
И светел дух в инерции покорной
Обычных дел, чей груз переносим.
Его лицо, запрокинутая голова с вьющимися волосами взбадривала меня, и я снова превращался в прежнего, кого Эдик любил. И отвечал:
Я загнан в тупики – то ль моего старенья,
То ль отрезвленья, что земля – гола.
Как мутен смысл всеобщего старанья,
И зрелость – веры прежние смела.
Эдик жил где-то в эпохе Ренессанса, и не чувствовал моей постмодернистской тревоги.
Нас замучили проверками комиссии парламента.
Скоро обнаружилось, что в парламенте восседали представители охлоса – агрессивного большинства, оторванные от прежнего тяжелого труда своих сородичей, не желавшие больше возвращаться в провинции, где размахивая самострелами захватывали местечковую власть от имени государства. То есть, большинство состояло из «новых гуннов». Парламент обрел большую силу, подчинил себе военные отряды «новых гуннов», еще больше ограничивая власть шаньюя.
Странно, население выбрало в парламент самых честных, в непорочной одежде благородства и доброты, не способных сомневаться, а там оказались самые шустрые, наводящие на мысли о воровстве.
Может быть, такое происходит с древних времен, когда самые ловкие применяли выборы для того, чтобы основная темная масса избирателей, не поднимая глаз от сохи и не видя небо, могла выбирать из себя самых активных, кого предложит власть, и тут же избранники удивительно наглели. Я вспомнил узкоглазого клерка в Органе предсказаний, который заменил ушедшего в отпуск начальника, и сразу затерроризировал весь Орган, а по приходе начальника снова стал незаметным и услужливым, как все.
Нагрянула очередная уверенная в себе комиссия парламента.
Мне преградил путь председатель комиссии – знакомый тумбообразный атаман, обнаружив бессмертную повадку автодорожного бандита. На его халате по-прежнему блестели медальки, самостийно выданные «Движением новых гуннов».
После его нахрапа в суде и на «позоре» я воспринимал его болезненно. Мы поговорили почти дружелюбно.
– Аз различил ти още тогава, когато дошел до нас от океана подкапывать наши основы.
Я изобразил удивление.
– Подрывал основы не я, а вулкан Колоссео. Но вы устояли и перед природой.
Атаман поворотил свою бычью шею, почти добродушно.
– Все, което ние построили – твердое состояние державы. Колко энергии израсходовано за избегание волнений в нашем бедном народе! Вие же правите всичко его унищожить.
