— Я думаю, у вас есть заявление от мисс Хьюз, — сказал Мэтью.
— Да, с клятвенной присягой.
— И получается, что Кабул чист, — сказал Мэтью.
— Разумеется. А здесь лежит педик, который вел роскошную жизнь на денежки брата. Этакий гомик-петушок, отнюдь не паинька. В прошлом сентябре он обвинил одного из своих любовников в организации драки на сборище гомиков, наш дорогой Джонатан Пэрриш.
— Расскажи-ка об этой драке, — попросил Мэтью.
— Нет проблем.
Это было седьмого сентября прошлого года, ночью в уик-энд перед Днем труда. Звонок с жалобой на это сборище раздался без четверти одиннадцать. Управление полиции Калузы отреагировало не спеша, только в одиннадцать двадцать четыре. Дело было в «Скандале», в баре для гомиков, над греческим ресторанчиком в Майкл-Мьюз.
Приехавший туда по вызову полицейский в форме — в Калузе носят такой голубой костюмчик — поставил свою машину за углом. Он сразу понял, кто был причиной вызова: высокий блондин удерживал за руку этакую знойного вида бабенку в пурпурном платье и туфлях на высоком каблуке и с ремешками на лодыжках, с пурпурной кожаной сумочкой на плече и в светлом парике с завитками. У блондина текла кровь из пореза над левым глазом, а женщина старалась вырваться от него, но он крепко ее держал. Та ночь выдалась жаркой и влажной. Платье на женщине было в беспорядке. Вокруг подмышек и на груди расплывались большие пятна пота. Офицер полиции записал, что температура была девяносто шесть градусов по Фаренгейту, о чем можно было судить без всякого термометра — по одному виду этой дамы.
Блондин представился Джонатаном Пэрришем и сказал, что это он позвонил в полицию, потому что у него пропал бумажник и стянуть его было некому, кроме этой темпераментной дамы. Он трепался с ней в баре… сказал он, их разговор внезапно перешел на секс. Дама сказала ему, что занимается этим и берет по сотне баксов за сеанс. Он вытащил бумажник и положил его на стойку бара, а потом она извинилась и ушла в сортир, а его бумажник-то тю-тю, исчез! Она скоро вернулась и на его слова о пропавшем бумажнике заявила, что знать о нем ничего не знает. Тогда он и вызвал полицию. И теперь он хотел, чтобы полицейский обыскал женщину и туалет, потому что если бумажник не отыщется в ее сумочке, лифчике или трусах, то тогда он может оказаться и в туалетном бачке.
Полицейский Рэндольф Хэсти не знал, как ему быть. Он не мог обыскивать даму, не имея на то веских причин, а заявление Пэрриша было явно недостаточно весомо. Поэтому был уверен, что окажется по уши в дерьме, если он, мужчина-полицейский, станет искать в трусах и лифчике этой красотки. Он даже не был убежден, что имеет право входить в женский туалет без ордера на обыск. Подумав обо всем этом, он в своем рапорте ограничился такими осторожными словами: «В начальный момент улики на месте происшествия были неясны, согласно 901.151». Это был шифр из флоридского кодекса о задержании и обыске. Но уже в следующие десять минут Хэсти еще больше запутался. Красотка в парике и с большими грудями стала казаться ему неестественной. Слишком много помады было у нее на губах, и косметики вокруг глаз. И голос какой-то сипловатый. Может, это вовсе и не женщина? Но в таком случае он ИМЕЕТ ПРАВО обыскать ее, то есть его. Если, конечно, в самом деле был совершен уголовный проступок.
