культурологии как общей теории культуры: по языку, уровню обобщения (социальная и человеческая всеобщность), глобальному мировоззренческому горизонту-контексту и, главное, познавательной цели. Поэтому мы имеем дело со сложным, двойственным (условно: «дискретно-континуальным», единораздельным) отношением культурологии и философии культуры. В основном, в главном это ни в коем случае не внешние отношения. Общая теория культуры как центр и ядро культурологии, основа всех ее более конкретных дисциплинарных компонентов – результат органического концептуального единства и творческого взаимодействия философского (культурфилософского) и научного (гуманитарно-научного) «начал», дискурсов [44] .
Для философии культуры за пределами обозначенного философско-научного единства с культурологией остаются сферы ценностно-мировоззренческой интерпретации и оценки социокультурных систем и их «сущностей», а также, естественно, отношения с другими разделами философии (онтологией, гносеологией, аксиологией и т. д.).
Для культурологии же за пределами такого непосредственного единства с философией культуры оказываются частные теоретические проблемы культуры и конкретные культурологические дисциплины: историческая культурология, социология культуры, психология культуры, семиотика культуры, лингвокультурология, этнокультурология, культурная антропология (с рождением культурологии ставшая ее субдисциплиной о жизни реальных людей в культуре, о культуре как основе конкретных образов жизни людей) и прикладная (практическая) культурология. Для всех этих субдисциплин неизбежно философская «общая теория культуры» выступает мировоззренческим и теоретико-методологическим основанием.
Но если я называю «субдисциплины» культурологии конкретными, то обладают ли они «общекультурной» размерностью и имеют ли право быть относимыми к культурологии? На обе части вопроса можно уверенно ответить утвердительно. Дело в том, что «конкретность» культурологических дисциплин заключается в выделении в сложном многомерном целом культуры какого-то конкретно-предметного параметра (свойства, «измерения»). Но эти параметры оказываются по-настоящему универсальными, всеобщими для культуры, то есть присущими ей на всех ее уровнях, во всех сферах и подсистемах, для всех ее типов и модальностей. Таковы лежащие в основе конкретных культурологических дисциплин параметры культуры: историзм (историческая изменчивость); социальность (отношение к общественным отношениям и группам); связь с психической реальностью; знаковая опосредованность и воплощенность; укорененность и основополагающая роль естественного языка; этничность; антропность и реализуемость в образе жизни человека; технологичность, или конструктивность. Осознание роли других универсальных параметров (свойств) культуры, несомненно, приведет к появлению новых культурологических субдисциплин. Одним из таких бесспорных в своей универсальности и фундаментальной значимости параметров культуры выступает информация. Приходится удивляться, что в «информационную эпоху» (М. Кастельс), при растущем влиянии информационного подхода к культуре пока не оформилась специальная «информология культуры». Впрочем, это дело времени и влияния соответствующих пограничных наук: для «социологии культуры» нужна развитая социология, для «семиотики культуры» – семиотика и т. д. «Информология» пока таким развитием и влиянием похвастаться не может.
