— Sit down.
Авторучка нависла над журналом и, не ужалив страницу, легла на стол. Учительница с чувством высморкалась, чертыхнувшись в полголоса, и уставилась в окно. Класс тревожно молчал, наблюдая за сбоем в программе. Наконец, что-то для себя решив, она оторвалась от панорамы города за окном, и перешла на русский:
— Соколов, задержись на перемене. Чистякова, go on.
Последним из класса, бросая на меня сочувственные взоры, вымелся Паштет. Дверь хлопнула, отсекая меня от воздуха свободы. Эльвира ещё раз высморкалась, с некоторой неуверенностью покрутила в руках авторучку, как будто не знала, как приступить к разговору, потом решилась:
— За тему — пять, — и, после ещё одной короткой паузы перешла в решительное наступление, — однако меня смущает один момент. У тебя изменилось произношение. За три дня! Мы в нашей школе ставим кембриджский вариант, а у тебя вдруг стало проскальзывать много американизмов. Я учу английскому уже двадцать пять лет и никогда о таком даже не слышала. Чем ты это можешь объяснить?
Она испытующе уперлась в меня гипнотическим взглядом. Ну да, чуда не произошло, пора извлекать из кармана заготовленную нелепицу.
Я замялся, изображая неловкость, разорвал взгляды и уставился в окно. Из нашего расположенного на чердаке класса открывается шикарный вид на город, как не полюбоваться.
— Ну, Андрей, я жду.
— Эльвира Хабибульевна… — уныло проныл я.
— Это я знаю, меня так уже полвека зовут. Дальше.
Хм… Может быть немного лести поможет? Я изобразил удивление:
— Да не может быть! Я думал — значительно меньше… — и невинно захлопал глазками.
Эльвира болезненно поморщилась:
— Соколов, я не в том сейчас состоянии, чтоб твое пустословие слушать.
— Извините, — покаялся я.
— Дальше, дальше.
Я проковырял пальцем парту, шмыгнул носом и поднял на неё полные мольбы глаза:
— Эльвира Хабибульевна… Тут такое дело… Мне бы очень не хотелось, что б об одной моей проблеме узнали в школе и родители. Я могу рассчитывать, что сказанное мною никуда не уйдет?
— Это будет зависеть от сказанного, — ожидаемо ответила англичанка, впившись в меня взглядом, — говори, Андрей, говори, переменка короткая.
Я ещё раз ковырнул парту, глубоко вздохнул, понурился и начал излагать:
— Видите, — ткнул пальцем в шишак, — сильно ударился головой. У меня появилась ретрогадная амнезия.
— Ретроградная, наверное?
— Да, точно, ретроградная. К примеру, забыл, где и с кем сижу в классах, имена-отчества частично, клички… Но память постепенно восстанавливается. Периодически всплывает то, что забыл. Что-то аккуратно вопросами выясняю. Пока никто ничего не заметил. Мама об этом не знает, папа в командировке. В школе только один человек ещё знает. Вот…, - я оторвал взгляд от парты и вперился в зрачки Эльвиры, — судя по всему, английский тоже пострадал. И на это наложилось, что мне вдруг стало интересно слушать радиостанции на английском языке, всякие — новости, про культуру, науку, спорт… Я три дня, пока на справке был, «Ригонду» слушал — голос Америки на английском в основном. Видимо, особенности произношение легли на временно освободившиеся места в памяти. Больше ничем это объяснить не могу…
