Через минуту круглолицая, розовощекая женщина лет тридцати пяти в платье горничной показалась в дверях покоев княгини.
— Звали, барыня? — спросила женщина.
— Да, Анфиса, — ответила Елизавета. — Помоги мне раздеться.
Анфиса подошла к своей госпоже и принялась освобождать её от тяжелого платья, быстро и умело справляясь со сложными застежками, завязками и булавками.
— Измучились вы, барыня, — посочувствовала горничная своей госпоже. Ох, как измучились! И на ногах-то вы едва держитесь. Ну где же такое видано, чтобы княгиня вашего происхождения собственнолично вела все дела? В других домах барыни, не столь знатные, как вы, только и делают, что отдают указания да развлекаются на балах.
— А я, по-твоему, не развлекаюсь? — возразила Елизавета. — В таком случае где же я сейчас была в таком пышном наряде?
— Да уж не знаю, где вы были, только вот ваши развлечения, как обычно, окончились делами, — со вздохом сказала Анфиса.
— Что поделать? — пожала плечами Елизавета. — Это важно для меня.
— У вас все важно, окромя самой себя, — проворчала горничная.
— Я не могу позволить себе, подобно беззаботной и избалованной дамочке заниматься собой, когда дела идут из ряда вон плохо, — спокойно и сдержанно объяснила Елизавета. — А нанимать управляющего — для меня большая роскошь. С меня достаточно адвоката. К тому же найти надежного и честного управляющего, которому бы я могла доверить хозяйственные и финансовые дела, — не так просто. А ненадежный управляющий мне без надобности. Я не хочу рисковать тем немногим, что у меня ещё осталось от батюшкиного состояния.
— Ох, барыня, совсем извели вас эти дела! Ну нельзя же так! Куда это годится!
— Ладно, не ворчи, Анфиса, — миролюбивым, но немного раздраженным тоном сказала Елизавета. — Скоро все изменится… Я надеюсь. Просто сейчас у меня сложный период в жизни.
— А когда он у вас не был сложный, барыня? — заметила Анфиса.
Елизавета с трудом подавила тяжелый вздох. Этот сложный период продолжался у неё уже двадцать лет, начиная с того дня, когда она связала свою судьбу с князем Дмитрием Ворожеевым. Впрочем, даже во времена детства и юности её жизнь вряд ли можно было назвать простой и безмятежной. Целых девять лет она провела в стенах Смольного института, испытав все тяготы институтской жизни: строгий монастырский надзор, житье в мрачных дортуарах, суровый распорядок и плохое обращение наставниц.
— Ох, барыня, вы совсем исхудали! — продолжала причитать Анфиса, расшнуровывая корсет своей хозяйки. — Давеча, чтобы вам впору было это платье, мне приходилось туго затягивать на вас корсет. А теперь что!
