— Но ты не обязан за ним присматривать.
— Я знаю, но он может проснуться, и ты опять прибежишь ко мне.
— Не прибегу.
— Но вчера-то ты прибежала.
— Да, но теперь у меня есть ванильный экстракт.
Но не обращая внимания на ее слова, Янис отнес мальчика к себе в дом и уложил в кровать.
— Янис, это просто глупо, — настаивала Кэт, застыв на пороге его спальни и не решаясь идти дальше. — Я прекрасно могу о нем позаботиться.
— Могла бы, но сегодня тебе не придется ни о ком заботиться. Он ночует у меня.
Кэт буркнула себе под нос что-то невнятное.
— Ты что-то сказала?
— Сказала. И что мне теперь делать? Янис пожал плечами:
— Почитать журнал. Подумать о том, что у нас будет на ужин. Пойти со мной и развлечь меня разговором, пока я работаю.
Янис рассчитывал, что после последнего предложения она уйдет, но Кэт лишь спросила:
— А ты покажешь мне тот туалетный столик?
Янис по ее глазам понял, что она действительно очень хочет увидеть этот столик, так что он просто ответил:
— Иди за мной.
Так нечестно.
Он слишком хорош, слишком обаятелен, а чего стоит его улыбка? Но дело не только во внешности и характере. Он так легко и непринужденно справляется с Гарри, так преклоняется перед той древесиной, с которой работает, так внимательно слушает ее глупые рассказы о работе в библиотеке. Ведь он даже спросил про тряпичных кукол!
После того как они вернулись, ей нужно было просто проститься и уйти, а раз уж ему так захотелось, то пусть он взял бы к себе Гарри на одну ночь, так ведь нет, нужно ей было все усложнять!
Не понятно, зачем она пошла в его мастерскую, чтобы еще раз испытать на себе убийственное обаяние Яниса Саваса.
С первого же взгляда было видно, что столик скоро вновь станет настоящим произведением искусства, к тому же, как оказалось, у него была богатая история. И Янис принялся рассказывать, как бедный столик принадлежал докторам, и они годами хранили в нем лекарства. А потом кто-то заменил ему столешницу в XIX веке. И все это он узнал по одному его виду, хотя как Кэт ни присматривалась, так и не сумела понять, как он все это определил.
Кэт провела рукой по столешнице, оказавшейся почти такой же теплой, как кожа, и она невольно вспомнила, как когда-то так же свободно прикасалась к коже Яниса. От одной этой мысли ее щеки покраснели, и она поспешно отдернула руку.
— Ладно, я пойду, а ты работай.
— Оставайся. Оставайся и поговори со мной, а то одному бывает очень скучно.
Кэт удивленно моргнула и уставилась на Яниса. Никогда еще он не предлагал ей наблюдать за его работой. Три года назад он охотно пускал ее в мастерскую и показывал свои творения, но никогда еще не предлагал сесть и поговорить с ним.
