малиново-алые пятна
Сквозят на спине, на груди.
откуда такая награда —
Запутаться, переплести
Седой одуванчик из сада
И снег, позабытый в горсти.
И яблочный ветер – оттуда, Где ангел считает белье.
Моя золотая остуда. Легчайшее имя твое.
* * *
У меня возлюбленный
такой странный —
иногда дикий,
реже карманный.
Говорит, что я к нему странная —
вся какая-то деревянная.
А зачем он гасит все окна.
Мы одни на миг, а он уже гасит.
И вычеркивает номера телефонные
из моей головы
легким ластиком.
Я пустею, голова моя слезы нижет.
Шаткая – воздушный шар – улетаю.
А он дергает за нитку все ближе.
– Не пускаю, – говорит. И не пускает.
Он как дернет – так и падаю тяжко.
Чугуном-ядром к нему на плечи.
А он грустью хлестнет,
что ременною пряжкой.
– Ты, Наташа, любить не умеючи.
Я играючи,
топоча и плакая.
Он с присвистом, с прикриком,
с эхами.
А над нами погода – всякая.
Как над крышею, что уже съехала.
А под нами анфилады и портики.
И моря, и океаны посохшие.
Ничего не понимаю в эротике.
И способна не понять еще большее.
Столько ехали к морю – века.
Торопились и не успевали.
Широка ты моя, широка,
вот и Крым, в кабаках: трали-вали.
Наш пронзающий мир Ягуар
спорил с фурами легким движеньем,
обгонял – и сгорающий шар
над полями светил с напряженьем.
В кипарисах сверкнет, и еще,
и сияющей синью постелет
за обрывом. Но время печет,
а Икарус ползет еле-еле.
У Икара подкрученный ус.
Славный отпрыск венгерских рабочих,
ветеран, знает времени вкус,
молодецких полетов не хочет.
Здесь, на узких витках обгонять
местных возчиков небезопасно.
Вот – опять море синим, опять,
там кораблик рыбачит бесстрастно,
солнце падает. Быстрый рывок
неизбежен, с автобусом споря.
И дорога мотает моток
наших судеб до самого моря,
до которого – вот уж, рукой,
но, опять: повороты, заторы.
Все устали и бледной щекой
ты прижалась к стеклу, за которым…
К домам подходит великан
с громАми в рукаве и радугой в зрачке.
Порывы ветра закрывают двери в храм,
но служка их цепляет на крючке
из меди. Сжатый воздух бьет толпу
и колыхает древние ворота.
Рекой колотит великан себя по лбу,
вонзая клык сверкающий в кого-то
безвинного, в круги пернатых стай.
Бежит, звенит испуганный трамвай,
облитый леденящею водой,
звенит: «прости депо, прощай».
Потом стихает все. Дорога в рай открыта.
Летит капель над скошенной травой
и свежий ветерок несет избитый
слепой мотив про Мурку и любовь.
Летят машины в черноту
и в облаках полно проталин,
рыбак идет ловить звезду
