Вам отлично известны недостатки Вашего второго друга, о котором Вы упоминаете, и я уверен, что Ваш здравый смысл поможет Вам отличить внешний блеск от истинного достоинства. Стихи — вещь неплохая, но, на мой взгляд, человек, который с таким энтузиазмом и скромностью возлагает на себя бремя домашней работы, стоит десятка речистых поэтов».
— Не слишком ли я сильно?
— Да, это сильно сказано, мистер Хлам.
— А черт, я себя сегодня премерзко чувствую. Да и девица, судя по всему, первостатейная сука.
— Мы уже привыкли к этому.
— Да. Ладно, смягчите чуть-чуть. Тут еще одно письмо, от женщины, которая кусает ногти. Что мы ей советовали в прошлый раз?
— Размышлять о Прекрасном.
— Напишите ей, чтоб продолжала размышлять.
А в пяти милях от редакции, в своем крошечном косметическом кабинете, Эме, прервав работу, перечитывала стихи, которые получила утром от Денниса.
Бог дал ей смелых глаз разлет
И спрятал в них огни.
Под пеплом сердца моего
Пожар зажгут они.
Лилейна шея, и на ней
Златая бьется прядь.
И хочет красок понежней
День у нее занять.
Как ручки нежные мягки,
Их дрожи не стерпеть.
За малый знак ее любви
Так мало умереть.
О нежный, резвый, милый друг!
Святыня глаз моих…
Одинокая слеза сбежала по ее щеке и упала на застывшую в улыбке восковую маску трупа. Эме спрятала стихи в карман полотняного халатика, и ее нежные, мягкие ручки вновь забегали по мертвому лицу.
В конторе «Угодий лучшего мира» Деннис сказал мистеру Шульцу:
— Мистер Шульц, я хотел бы получить прибавку к жалованью.
— Пока это невозможно. Дела у нас идут не так уж блестяще. И вы знаете это не хуже меня. Вы и так получаете на пять монет больше, чем тот, который был до вас. Я не хочу сказать, что вы их не заслужили, Деннис. Если дела пойдут в гору, вы первый получите прибавку.
— Я подумываю о женитьбе. Моя девушка не знает, что я работаю здесь. Она любит романтику. И я вовсе не уверен, что ей понравится мое занятие.
— A у вас есть на примете что-нибудь получше?
— Нет.
— Ну так скажите ей, пусть отложит на время свою романтику. Сорок монет в неделю — это все-таки сорок монет.
— Помимо воли я оказался перед дилеммой джеймсовского героя. Вам не приходилось читать Генри Джеймса, мистер Шульц?
— Вы же знаете, у меня нет времени для чтения.
— Его не нужно читать много. Все его книги посвящены одной теме — американской наивности и европейской искушенности.
— Думает, что он нас может обжулить, так, что ли?
— Джеймс как раз был наивным американцем.
