— Тебе можно позавидовать, — бросил Решников и снова наполнил рюмки.
— Владимир, — решила вмешаться Лариса. — Я понимаю, что явилась невольной виновницей вашего… состояния. И прошу вас меня извинить. Но я лишь выполняла ваше задание, хотела выяснить то, о чем вы сами меня просили. Потому и следила за вашей женой.
— Я понимаю, — вздохнул Решников. — Да какое это теперь имеет значение? Мне уже глубоко плевать, кто грохнул этого скота!
— Значит, вы отказываетесь от расследования? — уточнила Лариса.
Соболев метнул на Решникова быстрый взгляд. Владимир ничего не ответил и только бессильно уронил голову на руки.
— Вова, завтра все будет восприниматься уже не столь остро, — успокаивал друга Валерий. — Подумай, все же узнать, кто убил Ромку и спер деньги, нужно…
— Владимир, если вы сейчас скажете, что больше не нуждаетесь в моих услугах, я немедленно уйду и не стану вас беспокоить, — мягко проговорила Лариса. — Но если вы все-таки решите продолжить наше сотрудничество, то я бы просила вас рассказать мне поподробнее, что за человек был ваш брат и какие у вас с ним были отношения в последнее время. Я, наверное, сделала ошибку, не побеседовав с вами в первую очередь.
Решников молчал. Потом поднял на Соболева воспаленные глаза и предложил выпить.
— Давай, Валера, — сказал он.
Валерий молча кивнул и разлил водку по рюмкам. Он вопросительно посмотрел на Ларису, но она отрицательно покачала головой.
— Я только хотела бы закурить, если здесь можно, — проговорила она.
— А, делайте что хотите! — махнул рукой Решников.
Не говоря ни слова и не чокаясь, они с Соболевым опустошили рюмки. Решников с размаху опустил пустую рюмку на стол и, мрачно уставившись на Ларису, сказал:
— Я могу рассказать. Всю подноготную. Только сразу вас предупреждаю — не думайте, что под воздействием эмоций я стану поливать брата грязью. Нет, все будет объективно. Присутствие Валерия, кстати, позволит это доказать.
— Хорошо, я вас слушаю, — кивнула Лариса, и Решников начал:
— Рома всегда был бездельником. Просто патологическим. К сожалению, я понял это слишком поздно. Поначалу я его жалел — мальчик рано остался без родителей. Мы с Фаиной позволяли ему практически все. Жена вечно возилась с ним как с собственным сыном… — Лицо Решникова болезненно изменилось. — Если б я знал, чем это кончится! Ладно, все. Больше не буду сбиваться на собственные эмоции. Так вот, денег он от меня всегда получал достаточно. Сам при этом никогда не работал, хотя вполне мог. Бросил институт, пил, гулял… Я утешал себя мыслью, что, мол, перебесится, мне не хотелось верить, что мой брат просто тунеядец. Потом он вроде увлекся поэзией… На мой взгляд, это была просто отмазка, попытка оправдать собственный паразитический образ жизни. А уж когда брат бросил работу, на которую я его устроил, терпение мое лопнуло. А у него еще хватило наглости тут же попросить у меня денег на издание своих стишков! Как будто я их не читал! Вы знаете, я все же не дурак и сразу понял, что это полный бред. Никто не захочет публиковать такую писанину. Разве что за большие деньги. А почему, собственно, я должен вкладывать деньги в заведомо неприбыльные проекты? И я отказал ему. Роман обиделся и затаил злобу. С этого момента отношения между нами совсем испортились. Мы просто стали чужими. Роман бывал здесь редко, частенько язвил на мой счет. Раньше я ломал голову — на что же он живет? А теперь понимаю, что тут Фаина постаралась, — он криво усмехнулся. — Вот уж поистине материнское чувство!
