— Тем приятнее!..
— Мы хотели заявить о твоей пропаже. Если бы завтра не вернулся, мать поехала бы к становому приставу…
— Вы без пристава жить не можете… Это уж конечно…
Пошел в сад. В беседке сумрачно и печально. Пусто как-то и одиноко… Зажег лампу и огляделся: всё на своем месте и всё не так, как было раньше. И письменный стол, и окно с сиренью, и турецкий диван, и качалка — всё словно умерло… Кто шевырялся у меня на столе? Где портрет?.. Ах, да… забыл!.. Я его спрятал: вот он!.. Взглянул на портрет и испуганно вздрогнуло сердце: словно живые, ласково и укоризненно взглянули на меня чистые глаза девушки… Это ощущение было до такой степени реально, что я испугался и покраснел… Снова спрятал портрет в ящик и вышел на крыльцо… Кто-то идет…
— Барин, вас мамашенька требуют к себе…
— Требуют?.. Скажи — сейчас приду… Вот возьми уток… Три утки.
Переоделся во всё чистенькое, причесался и отправился, с некоторым волнением, в старый дом. В столовой приготовляются к ужину… Вкруг стола ходит тетка помоложе.
— А где мама?
— Там! — тетка показала на комнату, где помещалась Калерия с ребенком, и ухмыльнулась. — Уехала и побросала все свои секреты…
Подали ужин, позвали маму. Выходит.
— А, Геннадий!..
— Здравствуй, мама!..
— Гм… Возвращение блудного сына… Господи, на что он похож!
— Кто: я или «Господи»?
— Словно на тебе воду возили… или не кормили с прошлого года…
Тетки переглянулись и фыркнули.
— Охота пуще неволи, — прошептала помоложе, а постарше — заметила:
— Он с гитарой ходил… Вроде шарманщика… Должно быть, утки любят музыку… Сядет на болоте и поигрывает, а утки, дуры, плывут послушать…
— Ты до какого места проводил прекрасную Калерию?
— Не всё ли это равно, мама!
Опять — пристальный взгляд матери и шепот теток.
Чувствую, что краснею, и злюсь на самого себя. Надо кончить это одним ударом:
— Мама и почтенные тетушки!.. Я люблю Калерию и потому прошу вас при мне не затрагивать наших отношений…
— Вот как!.. Тогда извольте вам всё наследство после предмета вашей любви… Перешли ей. Я не знаю ее адреса, да, признаться, и не желаю входить с ней в переписку…
Мать бросила к моему прибору на стол сверток трубочкой:
— Разные документы… Вся душа на распашку… «Милости просим»!..
— А вы, конечно, произвели расследование этих документов?
— Да, произвели… Да и тебе советуем: тебе надо знать, кого ты любишь…
— Это — мое дело…
Я сунул в карман сверток и уткнулся в тарелку. Мать молчала, изредка вздыхая и посматривая в мою сторону. Тетки сидели с торжественно-непобедимым видом.
