Хивинские походы русской армии | страница 6
Самый путь избран был Бековичем, также вопреки воле Петра, не от Красных Вод по старому руслу Аму, а от Астрахани…
Немудрено, что подчиненные перестали доверять ему, а когда он вырядился в азиатский костюм, обрил голову и принял титул Девлет-Гирея, т. е. покорителя царств, то подозрение этого кабардинского князька в измене зашевелилось в умах русских людей, отданных ему в команду…
Он изменил вере отцов ради женитьбы на христианке, дочери русского влиятельного князя, а братья его остались мусульманами и, конечно, как все мусульмане, не могли относиться к нему по-прежнему. Когда жена и дети Бековича погибли, то весьма возможно, что эту катастрофу и родственники его, и сам он объясняли себе как наказание, ниспосланное Аллахом за измену вере отцов… Что могло теперь удерживать его в христианстве?
Если два брата его, Сиунча и Ак-мурза, приехали потом в отряд с несколькими узденями-мусульманами, то не ясно ли, что с ним примирились? Облекшись снова в татарский костюм, обрив голову и переменив самое имя, не обратился ли Бекович снова в прежнего татарина, хотя по внешности? А затем: погубив всю пехоту, более 3000 человек, еще до настоящего похода, а в походе предав и драгун хивинцам, разве он не загладил свой грех перед Аллахом и не поступил с русскими по рецепту Конрада Валленрода?
Возвратившись 20 февраля 1717 года на верблюдах в Астрахань, Бекович занялся приготовлениями к четвертому своему походу.
Кожин не хотел уже исполнять поручений князя Черкасского, не хотел участвовать в предполагаемой экспедиции, доказывая, что она не удастся, и требуя особого поручения в Индию. Он получил извещение от Аюки-хана калмыцкого, что Хива собирает войска, чтобы встретить русских с оружием, что русские не найдут там ни воды, ни сена, что хивинцы хотят идти на красноводское укрепление и что посланных князем Черкасским гонцов держат «не в чести».
Кожин известил об этом государя, генерал-адмирала графа Апраксина и князя Менпшкова, обвиняя Бековича в намерении «изменнически предать русское войско в руки варваров», а сам возвратился в Петербург. За такой самовольный поступок он был предан суду, но впоследствии, как кажется, прощен, когда предсказания его оправдались. Слухи, сообщенные Аюки-ханом, были подтверждены и письмом из Хивы от Воронина и Святого.
Воронина держали под караулом до прибытия хана из похода, но и тут хан допустил Воронина к себе для свидания только через месяц и потом, приняв грамоты и дары, не давал ему никакого ответа и не отпускал обратно в Россию. В Хиве действительно собирались войска и уже отправлен был передовой отряд в 1000 человек навстречу русским. Таким образом князь Черкасский знал о приготовлениях хивинцев, но надеялся с ними справиться.