Знаю я, что солнце не потухнет,
Петь в лесу не перестанет соловей,
Если…
Здесь стихотворение обрывалось и конец страницы был наискосок разорван широкой чертой острого пера. Сломанное перо торчало в ученической ручке, валявшейся под столом…
– Черт, как воняет! – поморщился Виктор Павлыч. – И лекарством каким-то пахнет, и особенно… Чувствуешь? Керосином…
Действительно, в комнате пахло керосином.
– Наверное, пролили… Ну, давай посмотрим постель.
На постели не было ничего интересного.
– Ни-че-го!.. – вслух сказал я.
– А знаешь, керосином-то пахнет от матраца, – отозвался Дьяконов. – Клопов выводили… Ну, попробуем поговорить с хозяйкой…
Но расспросы квартирохозяйки Никодимова остались безуспешными. Девяностолетняя без малого, полуглухая, полуслепая, старуха ничего не могла сообразить и только сама спрашивала:
– А што, батюшка, што, Аркаша-то шкоро вернешя? Фатеру-то как, батюшка? Иде ж Аркаша? Заарештовали вы ево, што ли?
Дьяконов смеялся, а я напрасно старался объяснить:
– Не вернется твой постоялец!.. Самоубийством он покончил. Самоубийца, утопился квартирант твой, бабка…
Бабка отвечала:
– И шибко убился, болезный? Шходить бы проведать, да ноги не ходють…
– Утопился, говорю! – кричал я в vxo старухе.
Наконец, уяснив смысл происшедшего, старуха удовлетворенно и спокойно заявила:
– Шпомнила! Бабы-прачки яво утопили… Фекла Прокудкина, штерва… Бешпременно Фекла… Путался с ей Аркаша…
– Новая версия, – сквозь смех сказал Дьяконов, – держись, следователь! Вон как дело повертывается!
Пришло время засмеяться и мне: Фекле Павловне Прокудкиной, свидетельнице происшествия, больничной прачке, было за шестьдесят…
Дав эту целевую установку, старуха замолчала.
Только губы беззвучно шевелились, словно перемалывали жвачку.
– Черт побери! – ругнулся Дьяконов, когда мы вышли из пропахшей керосином комнаты на воздух. – Хоть бы записку оставил!
– А стихотворение? Мало тебе этого? Что ты не встречал людей, разочарованных жизнью?
– Ну, ладно, пойдем-ка на берег, узнаем: как там с поисками тела…
Трупа все еще не нашли, хотя плавали уже пять лодок и багорщики тянули по дну реки самодельный трал. Работать было очень трудно: весенняя река буйствовала и несла много леса-плавника.
На третий день утром Игорь протянул мне запечатанный сургучом конверт из свежей почты. Это было… письмо Аркадия Ильича.
Он писал:
«Знаю что доставлю вам много хлопот и вы, с присущей вам добросовестностью в работе, будете долго доискиваться причин
