В основу расследования каждого самоубийства положено решение трех неизвестных: а) самоубийство или замаскированное убийство? б) если самоубийство неоспоримо, – причины его? в) не было ли виновных, вынудивших икса совершить самоубийство?
На первые два вопроса нужно всегда отвечать в самом начале следственного производства.
Свидетельство двух прачек само по себе исключало любую версию о насильственной смерти. Таким образом, ответ на первый вопрос может считаться решенным: да, самоубийство!
Итак, надо приступать к решению неизвестного «б». О неизвестном «в» заботиться еще рано. Да и практика показывает, что с этим пунктом следователь встречается чрезвычайно редко. Существует он больше ради проформы.
Заместитель председателя РИКа Пастухов, с которым Никодимову приходилось чаще всего общаться по службе, на допросе сказал:
– Последние дни он все какой-то сумной ходил… Вроде – сам не свой… Я его спрашиваю: что, мол, с тобой, Аркадий? Может, говорю, с женой нелады или еще что случилось? Он ответил: так, просто так, говорит, товарищ Пастухов… Грусть беспричинная… На меня, говорит, весной всегда находит тяжелое настроение… Не беспокойся. Пройдет!
Покончив с первыми краткими вопросами, я созвонился с Дьяконовым:
– Сходим к нему на квартиру, Павлыч?
– Обязательно… Заходи за мной, тебе по пути.
Жена Никодимова, худенькая болезненная женщина, в эти трагические дни отсутствовала – лечилась от туберкулеза в далеком санатории. Районные власти послали ей телеграмму, составленную в осторожных выражениях…
Супруги, к счастью, были бездетны.
Комната Никодимова, если и поражала чем, то лишь аккуратностью и чистотой. Простая самодельно-крестьянская мебель, окрашенная «вохрой», аж блестит – до того вымыта! Помнится, еще моя квартирная хозяйка говорила, что к Никодимовым ходит делать уборку и мыть полы некая Нюрка, санитарка больницы.
В шкафу скромная одежда, белье, охотничьи принадлежности.
В единственном ящике стола, покрытого чистейшей скатертью, разная мужская мелочь, замки ружья и – обе пружины поломаны. Само ружье с отвинченными замками стоит в углу за койкой.
Мы с Дьяконовым переглянулись: вот почему река, а не пуля!
Внимание привлекла выпуклость скатерти на столе. Подняв скатерть, увидали толстую тетрадь, сшитую из нескольких школьных.
Единственная запись в тетради – незаконченное стихотворение.
Жизнь моя – измученная кляча…
Приведенная в обдирный двор.
Что же… Я спокоен. Я не плачу,
Собственный встречая приговор…
