А здесь из Бутырки пишут: водосвятие устроили, черти! Арестуй попов и доставь сюда! Ну, тут таловские сообщают, и тоже об учительнице: с парнями шашни затеяла! Любовь на полный ход, парни из-за нее разодрались, а дело стоит. Поезжай и сделай строгое внушение. Если нужно – хахаля арестуй и привези сюда. Подержим в РАО. Пусть охладится.
– М-да…
– Что? Испугался? Не робей – поможем!
– Да нет… Работы я не боюсь.
– Вот и хорошо. От работы сколь ни бегай – она тебя все одно сыщет… Ну, поедем дальше: в Хомутовке сельсоветчики секретаря сняли. Красного партизана. Якобы – неграмотный. А приняли секретарем кулацкого сынка. Тут брат, дело политическое. Нужно со всей строгостью закона… Да ты что на меня уставился?
– Ничего, я слушаю… Продолжайте.
– В Ракитине попову дочку изнасильничали. Ну это ерунда, потом можешь заняться, когда освободишься!
Я прочитал заявление поповны об изнасиловании и положил в свой портфель. Остальные бумажки сложил стопочкой и оставил па столе.
– Все эти материалы, Семен Петрович, принять к производству не могу.
– Как? Что ты сказал?
– Говорю, что эти бумаги не могу принять…
– Это почему же, дорогой товарищ?
– За отсутствием признаков уголовно-наказуемых деяний.
– Да ты что – в уме?!
Туляков встал из-за стола. На лице его отобразились поочередно: удивление, злость, гадливость…
– Так вот кого нам прислали?! Так, так… Значит, классового врага защищаешь, а советская власть тебя не касаема? Пущай, значит: на местах дис-креди-ди… дискредитуют, а ты будешь поповну оберегать? Так я вас понимаю?
– Нет, не так, Семен Петрович.
Сколько ни пытался я объяснить ему роль и значение народного следователя, который был в то время в райцентрах фигурой автономной и осуществлял некоторые прокурорские функции, Туляков оставался непоколебимым. Глаза его смотрели на меня открыто враждебно.
А когда я напомнил, что для разбора аморальных поступков низовых работников советской власти в районе существует инструкторский аппарат райкома и аппарат РИКа, в его взгляде отразилось нечто новое… Так смотрят на безнадежно потерянного.
Из райкома я вышел подавленный. Вспомнились последние минуты разговора. Туляков демонстративно сложил свои «материалы» в стол, тщательно два раза повернул ключ каждого ящика, подошел к купеческому железному сундуку, заменявшему сейф, и так же аккуратно запер и сундук. Показав этим полное «отгораживание» от меня, Туляков вернулся к столу и, глядя на сукно, заявил:
– Извиняйте, гражданин. Я занят…
