– Это что за хлюст? – и кивнул в сторону села Кривощеково.
– Малинкин?.. Милиционер, который меня арестовывал… а ране-то шлепнуть хотел, да не получилось… Смит сфальшивил…
– Гм! Оригинально: «смит сфальшивил»… А что это в туесе?
– Видать, мед…
Старик снова сказал:
– Оригинально! Очень оригинально, господа… Русская душа: сперва удавит ближнего за ломаный грош, а потом на всех перекрестках будет рубаху свою рвать и молить прохожих: «Прости меня, народ православный!»… Где есть еще такое? Где, я спрашиваю вас?!. А вы говорите: «Рафаэли, Боттичелли, Алигьери»… Значит, мед?.. А перед медом «хотел шлепнуть», выражаясь вашим современным салонным диалектом?..
Когда вернулись в дом сотрудников и во дворе столпились чекисты полюбоваться новым приобретением, Афонька, вываживавший Бурана, спросил Бориса Аркадьевича:
– Что я говорил? Не конь, а золотой самородок! Хорош?
Но Борис Аркадьевич ушел в дом, ничего не ответив.
А вечером Ахмет рассказал Афоньке, что старик-лошадник – не кто иной, как всамделишный министр, и, который раз, пришел Афонька в жестокое удивление…
Татарин куда-то сбегал и притащил во флигель топчан и скудную постель.
– Нучуй у нас, бачка, Апанасий Иваныч… «Сам» велела…
Старик приказал поставить самовар, а потом все втроем пили чай с медом. Пили в коридорчике, из которого уже ушел часовой внутреннего поста. И снова дивился Афонька: где ж это видано, чтобы с самим министром чаи гонять?..
Июльский ранний рассвет вползал в председательский кабинет сквозь щели оконных штор, гасил неровную желтизну электричества и керосиновых «молний», делал лица людей землистыми.
Заседание коллегии губчека близилось к концу. В насквозь прокуренной комнате волнами ходила сизая табачная хмарь. Машинистки, отстукивавшие на разбитых ундервудах постановления коллегии, казались воздушными.
Старшая взмолилась:
– Невмоготу, Густав Петрович… Перерыв бы…
Махль выколотил трубку, поднялся с места.
– Вопросы по докладу товарища Константинова о деле Галагана есть у членов коллегии?
Вопросов не было. Председатель объявил перерыв, распахнул двери и, вздернув шторы, открыл окно.
– Дышите, девушки, а мы сделаем перекур…
– Как – перекур? – ужаснулась Орловская. – Вы же все время курите?
Председатель ревтрибунала ответил невозмутимо:
– То курили – думали, а сейчас – без думки. Просто покурим.
Все отправились в соседний кабинет покурить без думки…
Машинистки облокотились на подоконник рядышком с пулеметом, глазевшим в оконную амбразуру.
