Константинов, не отрывая глаз от бумаги, спросил:
– Сколько человек вы лично, собственными руками, убили, Галаган? Пока у меня четыре случая: вы руководили расстрелом пленных большевиков после декабрьского восстания в Омске; пристрелили на допросе большевика Титова; повесили семь человек в Ордынской волости и трех партизан-разведчиков в Легостаевской. Были еще?
– Какое это имеет значение? – криво ухмыльнулся Галаган. – Одним больше, одним меньше… Вот и вы днями, если не сегодня-завтра, начнете громить колыванцев… Что же, церемониться будете?
– Нет, не будем церемониться. Они – с оружием в руках, и мы – с оружием в руках. А ведь вы, Александр Степаныч, безоружных людей… Так сколько?
– Я был террористом, а не убийцей. Надо понимать разницу. Цель оправдывает средства… Лучше сами ответьте: что означает выделение моего дела? Подозреваю: хотите придержать «про запас», а после использовать в агентуре?
– Не следует забегать вперед, Александр Степанович.
И тут же сам себе показался фигляром: скокетничал… С кем? С высокопробным мерзавцем скокетничал… Не лучше ли в лоб: выделение вашего дела – прямой путь на коллегию, а путь на коллегию – путь в небытие… У нас ведь – не у вас. Мы для устрашения рядом с головой человека в стену не стреляем… Нет, рядом мы не стреляем…
А Галаган, блеснув золотым зубом, сказал:
– Что ж, разумно. Если договоримся, я смог бы… Впрочем, верно: забегать вперед не следует.
И золотой зуб, прикрытый тараканьими усами, и сетка мелких морщин на наглом, самодовольном лице, и высокомерие подлеца, владеющего тайной, – так все показалось Константинову омерзительным, что он уткнулся в бумаги, боясь выдать презрение. Наконец справился с собой.
– Я обязан закончить формальную часть допроса… Следовательно, вы отказываетесь давать показания?..
– Пока отказываюсь… Сторгуемся – разговоримся.
– Еще раз, Александр Степанович: да или нет?
– Ну, что вы, ей-богу! Нет!
– Конвойный! Уведи арестованного.
В час, когда председатель губчека Махль в комнате уполномоченного Константинова беседовал с Галаганом. «убитый» Афонька Селянин спал непробудным сном в дежурке…
Дежком Краюхин легонько прикоснулся к Афоньке.
– Слышь!.. Вставай…
Афонька мгновенно оказался на ногах.
– Ты по коновальской части… петришь?
– Спрашиваешь?! Любого коня выпользую, чище какого ветинара… Они, ветинары-то, только деньги берут…
– Кобчик у нас слег… Бориса Аркадьевича личный конь. Почитай всю войну прошли вместе.
– Добрый конишка?
