Лемур и его еноты | страница 28



край поленницы,

потом поволок туда же кусок бересты.

Паканцофке - вынул иза рта палочку от чува-чупсу и пресовокуприл её в поленицу...

За этим занятием и застала его вернувшаяся из огорода проценщеца. Вытаращив запыхавшыеся

глаза,

она остановилась перед аккуратно сложенной крест-накрест поленницей дроф и спросила:


– Это кто же тут без меня работает?!

Малой, укладывая послений чупа-чупас в поленницу, паскромнечел:

– А ты, видать, совсем слепа бабушка, не видишь что ли – это я работаю. Ты мне, кстати - три рубля

уже должна.

Во двор вошл фарцовщек, и влез в оживленное обсуждение 3 рублёвой купюры. А также эти

странные происшествия

с керосином и дровами из родины ильича. Пробовали они добиться ответа у малыша, однако

добились немногого.

Он объяснил им:

- что прискочили из ворот люди;

- сунули ему в пятак денег;

- дали перо и чупа-чупсеще, два штуки;

- пообещали поймать ему кенгуру с двумя ушами и с четырьмя ногами.

А потом дрова покидали и опять ускочили.

В калитку вошла Манька.

– Машенька, – заюлила бапка, – Вы не видала, кто к нам сейчас во двор заскакивал? Шустры-ы-ый...

как панос?!!

– Я этого гада Блутсакера искала, – уныло ответила Манька. – Я все утро по свалке да по

подземельям лазила.

А на складах, мне наркоман свободный - в сумку залез. Я сначала и не поняла ничего. А патом, сумку открываю

- сидит сцуко!!! Глаза - КРАСНЫЕ!!!

– Вот ворьё растет!... и блутцакера... тоже они сперле! – горестно пожаловалась бабка фарцовщеку.

– А какая была скатинка! Ну, голубь, а не кровосос. Голубь!

– Голубь, – отодвигаясь от бабки, огрызнулась Манька. – Как почнет бородой сваей трясти, да урчать

чото

кровожадно, так не знаешь, куда и деваться. У голубей таких кагтей смерти не бывает.


– Молчи, Манька! Молчи, бестолковка разинутая! – затопала "%-ца". – Оно, конечно, кровосос был с

характером.

И я его, и продать на опыты Сахарову уж хотела. По частям и за валюту. А теперь вот и нету его.

И убытки ат нево не нако спесать... В пролёте мы со всех сторон, а могли бы бабла не хило срубить.

Калитка со скрипом распахнулась. Стыдливо опустив голову, во двор вполз искомый Блутсакер, весь

в вавках,

и застремал пряма в старуху. Подхватив тяжелый, наточенный топор, та с визгом отскочила на

крыльцо,

а кровососо, ударившись лысой башкой о поленицу дроф, остановился запутавшысь щупальцами в

ульяновском лесу.

И тут все увидали, что к башне ево крепко прикручен, алюминевай провалакой плакат, на котором

крупно,

русскими буквами па белому картону было выведено: