Грек поднял камень поувесистей и с замахом бросил в гостеприимную кочку. Хитрая тварь почуяла колебание воздуха и, не дожидаясь, пока камень коснется листвы, раззявила зубастую пасть. В мгновенье ока камень, растертый железными челюстями в крошку, исчез в ненасытной глотке. Судя по всему, усиленное питание твари не понравилось. Трогательные листочки втянулись внутрь, нечто похожее на огромного ежа вырвало из земли многочисленные лапы и без лишней суеты скрылось в густых зарослях кустарника.
– Не будет с тебя толку, сынок. – Грек покачал головой. – Самое дорогое, что у тебя осталось, и то не можешь устроить по-человечески.
– Я вообще не знаю, как вы тут во всем этом разбираетесь! – внезапно окрысился Макс. – Как вообще одно от другого можно отличить? Холмик и холмик был – ничего страшного!
На побелевшем от пережитого страха лице ярко горели глаза, полные праведного гнева.
– Вот именно, что не знаешь. Умника из себя строишь, а некоторые, перед тем как идти в Зону, книжки разные читают, информацию в голову складывают, чтобы не страдало то, что собрался на кочку посадить. Или, во всяком случае, с людьми знающими общаются. Не на прогулку сюда ходят, сынок. Но, сдается мне, ты так этого и не поймешь.
– Читал я, читал! И с людьми разговаривал. Столько всего плетут про эту Зону, что не знаешь, где правда, а где ложь!
– Скажу тебе самое главное, сынок. Все, что ты слышал о Зоне, – все правда.
– Все? – тупо переспросил Макс.
– Все. – Грек подтвердил это слово кивком, потом негромко позвал: – Очкарик!.. Ты почему на кочку не сел? Она ведь ближе к тебе стояла.
– Не знаю. – Очкарик тяжело вздохнул. – Она… эта кочка, как бы сказать, ровная какая-то была, как будто кто-то специально ее подстригал. Мне показалось, – он замялся, – как будто живое старается неживым прикинуться.
– Поэт. – Проводник одобрительно усмехнулся. – Я тоже в молодости стихи писал для стенгазеты. Почитаю тебе потом на досуге. Но подметил точно, слышишь, Макс номер сто один? В Зоне все не так, все наоборот. Живое мертвым прикидывается, а мертвое – живым. В самую суть смотришь, Очкарик. Ладно, садись теперь, чисто кругом, – милостиво разрешил Грек.
Уже повернувшись, Грек успел отметить, как нерешительно переминается с ноги на ногу Краб, бросая кроткие пытливые взгляды на Очкарика. Оно и понятно: союзника себе ищет. Тоже не дурак, начинает понимать, что Очкарик – проводник от Бога, с таким не пропадешь. Думает, все мысли скрыты, а на самом деле у него на лбу черным фломастером все написано. Мол, если отставного прапора придется раньше времени замочить – случай тоже ждать не будет, он либо есть, либо его нет, – то с таким уникумом, как Очкарик, есть шанс живым с Зоны выбраться.
