Ее сплющило чувство вины, словно она получила удар кулаком в лицо.
— Да вовсе нет, что ты, что ты! — Глупость какая, говорить это, когда он, вполне возможно, плывет навстречу своей смерти!
— Ну ладно, может, мы во всем разберемся, когда я вернусь.
— Ох, дорогой мой!.. — Она прижалась к нему теснее, чем когда-либо хотела, и он поцеловал ее в губы, очень крепко, как никогда прежде не целовал.
Ему все еще было трудно говорить, даже при том, что это, вероятно, была их последняя минута вместе.
— Не хочу, чтоб ты считала, что я не понимаю всего происходившего с нами. — Он смотрел на стену, чтобы не встречаться с нею взглядом. — Просто я не воспринимал это серьезно — ну, в некотором смысле… И теперь жалею об этом…
— Понимаю.
— Может, не до конца. — Теперь он смотрел ей прямо в глаза и тепло и даже героически улыбался. — Видимо, я просто рассматривал тебя как товарища в деле Революции или нечто в этом роде. А все остальное, ну, почти все, отбросил прочь. Потому что единственной навязчивой идеей для меня был фашизм, я только о нем и думал. — «Нет уж, мой дорогой, это твои сексуальные страхи, в них все дело». — Но Америка теперь тоже встала встрой борцов, не только люди вроде меня, и Гитлеру скоро конец. Так что если я и впрямь вернусь, то хотел бы, чтоб мы все начали сначала, как семейная пара. Я хочу сказать, что надеюсь научиться слушать тебя. — Он покраснел и улыбнулся. — И эта мысль меня чертовски возбуждает. — Удрученная собственными мыслями, она все же понимала, насколько это безнадежно — да, он хороший, добрый и милый, но его и впредь ничто не остановит, он по-прежнему будет ходить на собрания, до конца жизни, а она уже не в силах больше оставаться доброй и все понимающей, ей нужны радости и триумфы. Она прижала его лоб к своим губам и поцеловала, словно благословляя. Мы уже в тени смерти, подумала она, и расстаемся в любви. Он позволил ей выдернуть руку из его ладони и пошел к двери, остановился, бросил на нее последний, прощальный взгляд. Романтик! Она стояла в дверях и смотрела на него, а он стоял в коридоре и ждал лифта. Когда дверь со стуком распахнулась, она подняла руку и пошевелила пальцами, послав ему свою улыбку и свою иронию. «Я горжусь тобой, солдат!» Он послал ей воздушный поцелуй и спиной вперед вошел в лифт. Его убьют? Она бросилась на постель, с совершенно сухими глазами, гадая, кто же она все-таки такая, и при этом ее наполняло чувство любви к этому благородному человеку.
