Откажет Налмаку! Откажет… Сквозь громкие удары сердца Кар произнес:
— Но разве она вещь, чтобы так ей распоряжаться? Разве ее желания ничего не стоят? Дингхор! Ведь Налмак и без того твой наследник!
Упасть на колени? Умолять, пока Дингхор не дрогнет? Но взгляд вождя пригвоздил Кара к месту.
— Моим наследником был Ранатор. Дед Налмака был младшим братом моего отца, бабка Чанрета — старшей сестрой. Их права равны. Но, если Налмак возьмет в жены мою дочь, их сын будет моим прямым наследником, а род наш старше императорского. Этого вместе с моим словом хватит, чтобы угомонить недовольных. Если только ты не помешаешь ей.
— Ты просишь меня держаться подальше, — горько сказал Кар. — Но я и так избегаю ее! Не ищу встреч, не говорю… что готов сто раз на дню ради нее умереть. К чему этот разговор?
— К тому, что ты раскаляешься день ото дня. Ты не выдержишь, если не принесешь эту жертву по доброй воле. Как приношу я. И Аррэтан.
— Жертву? Дингхор…
— Да, мальчик. Будь Ранатор жив, я с радостью назвал бы тебя сыном, а моя дочь — мужем. Но сейчас мы не властны поступать, как хотим.
Кар долго сидел, привыкая к новой тяжести в душе. Мир снова оказался не таков, как он думал. Неужели так будет всегда?
— Ты открыл передо мной двери рая, — сказал он, наконец. — И запретил в них входить.
— Да, — просто ответил Дингхор.
— Я сделаю, как ты велишь. Даже если для этого мне придется уйти из племени.
— Нет, Карий. Твое место здесь. Ни я, ни Аррэтан не простим себе, если ты уйдешь.
— Другими словами, я должен сам вырвать себе сердце, при этом остаться живым, да еще сделать вид, что мне нравится?
— Вижу, теперь ты меня понял, — усмехнулся вождь.
Светлый Бог, к которому обращались в молитвах равно аггары и жители Империи, решил наконец подарить народу еретиков немного мира. Весна перетекла в лето, а вести, что доходили кружным путем, оставались добрыми: герцогиня Тосская проводит время в увеселениях, меняя любовников чаще, чем наряды; император Эриан женился, и супруга его в тягости, так что мысли императора, да и всех подданных, коли на то пошло, заняты скорее дворцовой спальней, чем далекими восточными землями. Поговаривают, Верховный жрец недоволен, призывает императора раз и навсегда очистить Империю от скверны; император же покамест отделывается шутками — мол, мыслимо ли оторвать мужчину от молодой жены до рождения первенца? Жрецу император при всех оказывает величайшее почтение, называет отцом и опорой Империи, и что в совете, что на приемах, Верховный жрец подает голос едва ли не прежде самого императора.
