У однокурсников это не вызвало никакого удивления. Всё происшедшее с Антоном в последнее время, по меркам академии, уже тянуло на отчисление. Под сочувствующие взгляды и подбадривающие слова друзей Антон к назначенному часу прибыл на экзекуцию.
Оперевшись на тяжёлый подоконник, он смотрел на массивные двери приёмной ректора. Двери были огромными, восходящими под самый пятиметровый потолок. Старинная фурнитура и строгие линии филёнок подчёркивали величественность архитектурной мысли эпохи социалистического реализма. Чуть поскрипывая, двери периодически открывались, давая возможность войти или выйти посетителям. У Антона всё подрагивало внутри в предвкушении очереди скрыться за монументальной резьбой, он был бледен. Мысли в голове сталкивались между собой, но не желали собираться в единое целое.
Он думал о том, что же с ним произошло, о заговоре, колдовстве, причине. Собрать всё в единую цепь, дающую решение проблемы, никак не удавалось, и от этого становилось ещё грустнее и больнее.
– Титов! – прозвучало, как из бездны, из приёмной.
Антон, сам того не ожидая от себя, стремительно вошел в зовущее голосом секретаря пространство. В приёмной ректора всё было величественно и монументально. Строгий дизайн свежего ремонта, шкафы с папками, массивный стол секретарши, пережившей не одного начальника, вызвали у Антона нарастающую дрожь в коленках.
– Проходите, – сказала секретарь, указывая на приоткрытую дверь, из-за которой доносился неясный шум.
«Может, анекдоты рассказывают друг другу? Нет, разве могут властители студенческих душ рассказывать анекдоты», – подумал Антон, медленно входя в кабинет.
За огромным столом в форме буквы «Т» сидел педагогический совет. Обратив внимание на вошедшего, все притихли и, как незадачливые студенты, посмотрели в свои записи. Состав неравнодушных к судьбе Антона был усилен Профессором и планировщицей производства Алиной Фёдоровной, зато лицо декана факультета выражало явное раздражение. Его мучил вопрос, почему сегодня здесь находится студент именно его факультета, но он понимал, что момент разобраться в своей вотчине был уже упущен. Декан нервно протирал вспотевший лоб салфеткой и готовился разорвать нерадивого студента. Переводя взгляд на своего начальника, он ждал команды «фас», боясь начать без отмашки.
Возвышавшийся на массивном кресле в венчальном конце стола ректор, напротив, был спокоен, чему способствовали опыт работы и положение – во вверенной ему альма-матер он был последней инстанцией. Видно было, что этот человек лет шестидесяти в галстуке и белой рубашке вызывал неподдельное уважение окружающих, подсознательно жаждущих со временем занять его место.
