Второе представление, как бы в противовес первому, заключается в том, что человек изначально добр, альтруистичен, незлобив. Однако его природные задатки будто бы вступили в противоречие с развитием цивилизации. Именно социальность сыграла пагубную роль в судьбе человека, ибо она заставила его бороться за свое существование. Как раз оковы культуры и ослабили якобы природные, инстинктивные свойства людей, в частности, притупили охранительные чувства. Вот почему человек истребляет себе подобных. Ведь никто не станет отрицать того факта, что от каменного топора до ядерной бомбы прослеживается одна тенденция — стремление «расквитаться» с теми, кто стал собратом по цивилизации. Оказывается, Каин стал первым убийцей потому, что узы общности оказались тягостными для двух изначально добрых единокровных братьев.
Приверженцы третьего представления убеждены в том, что человек сам по себе ни добр, ни зол. Его можно уподобить чистому листу бумаги, на котором и природа и общество пишут любые письмена. Поэтому «мыслящий тростник» ведет себя как герой и как трус, как подвижник и как палач, как самоотверженный добряк и как подлый эгоист.
Нет оснований идеализировать человека, обожествлять каждое его деяние. Но тем более незачем рисовать его «кошмары» щедрой кистью Гойи. Человек — не бог, не злодей, не падший ангел. Он — продукт длительного биологического и социального развития, которое, естественно, содержит в себе не только приобретения, не только благородные порывы, но и бессознательные инстинктивные побуждения, не только осмысленность, но и животное начало.
Однако очевидно, что ключ к разгадке уникальности человека лежит вовсе не в том, что он является высшей точкой природного развития, самым совершенным биологическим творением. Напротив, говоря словами Бориса Пастернака, «порядок сотворения обманчив, как сказка с хорошим концом». Философские антропологи доказывают сегодня «несообразность» человеческой натуры. Человека причисляют к пасынкам эволюции, объявляют продуктом халтуры, допущенной природой.
Накопленных сведений вполне достаточно, чтобы в поисках уникальности человека не идеализировать присущую ему биологическую природу. Если мы подходим к человеку как к животному, то невольно игнорируем некий «неживотный остаток» в его натуре. Если бы человек был просто животным, то этот остаток был бы равен нулю. Однако известное выражение «человек — животное», видимо, следует понимать только как обозначение животного начала в человеке.
