— К дурачку собираешься?
— А для этого дела ума особого не надо.
Тонечка примирительно кивнула:
— Я тоже заметила. Чем мужик глупее, тем он еблее. Но врачи говорят, что экспериментально это не доказано. А ты как считаешь?
— А я пока нахожусь в процессе осмысления.
Руки у Кирилла были сухими и теплыми. И очень удобными. Она поместилась в них вся и сразу. Одежда как-то сама собой тут же исчезла с ее тела. Кирилл одну руку завел ей за спину, другую под поясницу. Прижал к себе. Поцеловал. Классно поцеловал. Про то, что олигархи умеют так целоваться, ни в одном журнале написано не было. У большинства из этих олигархов вид вообще был такой, точно целоваться они не умеют. И девочки их не любят. Видимо, Кирилл принадлежал к небольшому исключению из правил. И действовал он с отменным знанием дела.
Вера уперлась в грудь Кирилла ладонями:
— Пожалуйста, подожди.
Кирилл приподнялся на локте. Ласково Верины руки отвел.
— И почему вы всегда оттягиваете этот момент?
— Потому что в этот момент мы — принцессы.
— А мы в этот момент из принцесс хотим сделать королев, — и он погасил ночник.
Вера долго не возвращалась. Марина выглянула в коридор. Увидела на сестринском посту дремлющую Тонечку. Это было странно. На месте Тони должна была сидеть Вера. А на нынешнюю ночь у Марины были некоторые планы. В эту ночь очень ей хотелось по-своему поквитаться с лопоухим женихом-стоматологом. И эти ее мстительные планы были связаны с московским олигархом.
Марина сняла туфельки, взяла их в руку и тихонько двинулась по коридору мимо поста.
Тонечка приоткрыла сонный глаз. Сказала тихо и ехидно:
— Маруся, если ты к московскому дурачку, то это место занято другой абитуриенткой.
Марина остановилась, надела туфли, посмотрела на Тонечку.
— Любкой?
— Веркой.
— Не по Сеньке шапка.
— Не скажи. Помнишь, в прошлом году в поселке марафон проводили, когда участвовали все возрастные группы, и победили не самые молодые. А Верка старше вас всего ненамного. Марусь, посиди на посту малость, я в туалет сбегаю.
Марина кивнула, но, как только Тонечка исчезла в конце коридора, бросилась на цыпочках к палате Кирилла. Приложила ухо к двери. Услышала голоса. Тихий Верин смех. Потом только дыхание двух людей. Звуки, доносящиеся из палаты, были настолько красноречивы, что изображение дорисовывалось само собой.
Немного задыхающийся голос Кирилла сказал:
— Что ты делаешь?
— Считаю пульс под нагрузкой.
— И ты во время любви можешь заниматься посторонними вещами?
