Пять раз заходил Томазо в отель справляться, и все пять раз портье смотрел мимо него и скучным голосом отвечал:
— Да нет же его, я ведь, кажется, ясно выражаюсь: господин Магараф еще не пришел.
Когда Томазо вечером снова получил тот же ответ, он яростно проговорил:
— Слушайте, вы, если вы будете продолжать морочить мне голову, я сейчас же устрою вашему отелю такую штучку, что он моментально вылетит в трубу! Только тогда уж пеняйте на себя!
Тут портье перепугался: чего доброго, этот молодчик еще бомбу бросит!
И он сказал:
— Ладно, ладно, вы не должны на меня обижаться! Мне приказано не пускать к Магарафу посторонних, я и не пускаю. Он на крыше. Господа там сейчас ставят живые картины.
Томазо швырнул в кресло свой чемодан и пальто и почти бегом направился к лифту.
А портье с сожалением посмотрел ему вслед:
«Боже мой! До чего человека может довести страсть к автографам!» — Он был убежден, что Томазо поднял весь этот скандал для того, чтобы получить автограф выросшего лилипута.
На крыше обитатели отеля — молодые люди и дамы — действительно забавлялись постановкой живых картин.
Перед невысокой, закрытой темным бархатным занавесом эстрадой сидели в креслах благодушно настроенные джентльмены и дамы. Легкий бриз проносился над городом, чуть заметно колыша лапчатые листья пальм и навевая приятную прохладу. В уютной темноте ночного неба висели звезды, какие можно видеть только на рождественских открытках и под благодатными широтами юга. Внизу, по обе стороны отеля, раскинулся залитый мириадами электрических огней великолепный курорт, со всех сторон долетали приглушенные расстоянием звуки оркестров.
Но Магараф только расстроился от всей этой красоты, которую у него пытался похитить какой-то самозванец.
Он подошел к первому попавшемуся официанту, разносившему прохладительные напитки:
— Скажите, милейший, как мне найти господина…
Он не успел закончить фразу, потому что все на него зашикали:
— Тише, тише, начинается!
Официант отскочил в сторону быстро и бесшумно, как летучая мышь. А Томазо пришлось потерпеть, пока молодые люди изображали на открывшейся эстраде глупейшие живые картины.
Потом живые картины кончились, но на сцену сразу выскочил молодой человек с огромной хризантемой в петлице; он поднял вверх правую руку, чтобы восстановить тишину, и, когда стало более или менее тихо, прокричал:
— А сейчас мы попросим господина Магарафа сыграть нам что-нибудь.
Опять все захлопали, и Томазо увидел, как на сцену вышел человек, действительно чем-то напоминавший его, только более высокий, более узкий в плечах и, что греха таить, с более интеллигентным и тонким лицом. В руках у него была скрипка.
