— Жена у меня умница, — рассказывал Плиний. Он почти не прикасался к еде, только говорил. В своем роде это служило ему пищей. — Она читает все написанные мною речи, а когда я выступаю перед знатными горожанами, непременно сидит за занавескою и слушает. Сами понимаете, присутствовать открыто ей не позволяет скромность.
Юная Кальпурния, слушая похвалы, заливалась краской от смущения.
— Кальпурния моя — пример добродетельной матроны, вот о ком стоит писать стихи, а не смаковать те жуткие уродства, коими потчует нас Ювенал в своих эпиграммах, — поучал собравшихся Плиний.
— Никогда не поверю, что сам ты не баловался дерзкими стишками, — усмехнулся Приск.
Плиний неожиданно покраснел. Ну надо же! Вроде и не молодой уже человек, а смущается не хуже юной женушки.
— То лишь невинные шалости, — заверил Плиний. — И я никогда ничего не писал со злобою. Даже описывая мерзости, творимые страшным доносчиком Регулом, я говорил о тех делах не со злорадством, а с сожалением.
— Неужели ни на кого не можешь разозлиться? — недоверчиво покачал головой военный трибун.
Плиний на миг задумался.
— Да, случалось… Не без этого… — признался наместник почти шепотом и даже с некоторым смущением, но, по мере того как говорил, все повышал голос: — На кураторов здешних строек злился и злюсь. Воровство в провинции чудовищное, особенно в строительстве. Представь, дважды никомедийцы пытались возвести водопровод. Один раз — истратили более трех миллионов сестерциев — и соорудили несколько арок акведука из квадратных каменных плит. А во второй раз начали работы, вложили двести тысяч, но опять воды не получили. Какие-то старые плиты нам удалось пустить в дело, а прочие арки акведука я приказал достроить из кирпича — так дешевле получилось и быстрее. Наконец только в этом году появилась в Никомедии чистая вода. А где же три с половиною миллиона? Думаешь, мне удалось их отыскать? Как бы не так! — в сердцах воскликнул наместник.
Беззубый старик из городского совета оказался к тому же и глух — он безмятежно глотал паштет, пока наместник поносил его товарищей по буле в хвост и в гриву.
— Все кураторы строек при этом сами же члены городского совета, то есть перед собою отчитываются за воровство и вранье и друг друга покрывают, как легионеры щитами во время атаки. Так же точно обстоит дело и в Никее — возвели театр на болоте, и достроить нет никакой возможности — театр тонет, идет трещинами, а на стройку истрачено уже десять миллионов сестерциев! Десять миллионов! Вот так, дорогой мой Приск, буквально в болоте топят они миллионы — никому не на пользу.
