Навстречу им вылетел Сабазий. Приск узнал его по ожогу. Парень держал в одной руке факел, в другой — окровавленный клинок.
— Многих убил? — поинтересовался военный трибун. Сабазий поглядел на клинок, с которого еще капало, встряхнул кистью и ответил:
— Одного.
«Врет, — тут же решил Приск. — Наверняка умеет обращаться с оружием…»
* * *
Через полчаса все разбойники, что выдавали себя за городских стражников, были перебиты или захвачены в плен. Пленников оказалось всего трое. Среди этих троих выделялся чернокудрый нагловатый красавец с хищным оскалом. Держался он с достоинством и даже с вызовом. На требование назвать имя лишь громко заржал. Схлопотал по зубам. Но все равно не назвался. Пленников Приск решил отвезти в Антиохию Адриану — скорее всего, там их ожидали арена и дикие звери. Приск бы предпочел куда большее количество пленных, но так вышло, что гладиаторы раненых в пылу схватки добили. Видимо, им доставляло особое удовольствие по своей воле наносить последний смертельный удар, вопя: «Получай!»
В награду за спасение Приск приказал оглушенной случившимся хозяйке выдать каждому участнику штурма из отбитой добычи по серебряному денарию. Хозяйка сделала, как велели. Дом был богатый, но теперь судьба поместья представлялась сомнительной и смутной. Матрона была растеряна и не ведала, что делать. Сын ее служил военным трибуном в легионе и готовился, как и Приск, к предстоящей военной кампании, а три дочери, еще совсем девочки, жили в доме. Вторая юница, лет пятнадцати, извлеченная из огромного кувшина с бобами, растрепанная и грязная, ревела, обнявшись с младшей сестрой, которую изнасиловал главарь.
«Здесь как повсюду», — подумал Приск, вспоминая разграбление усадьбы Корнелия, отца Кориоллы.
Воспоминание о Мезии заставило его развернуться и направиться к повозке ненадежных гладиаторов. Он не ошибся — в клетке сидел Тифон. Тот самый раб, с которым он столкнулся при штурме Эска.
— Привет, старый знакомец, — сказал Приск.
Тифон поднял на трибуна тяжелый взгляд. Кажется, не узнал. Столько лет прошло. Да и римляне для варвара все на одно лицо. Как и варвары — для римлян. Один Приск запоминал каждого.
— Вспомни Эск. Тебя продали на рынке, а потом ты вернулся и штурмовал лагерь. Вспомнил? Мир тесен, а все дороги ведут в Рим. Значит, на одной из дорог всегда тебя поджидает старый враг.
Тифон дернулся (ага, вспомнил штурм), но вряд ли узнал Приска. Но уж коли перед ним был военный, римлянин, то значит — враг. Так что никакого узнавания и не требовалось.
