Он тихонько поднялся с кровати и кинулся к двери, но… над ним осыпалась штукатурка. Звук выстрела пригвоздил его к месту.
Макс медленно обернулся, просчитывая варианты: вор? киллер? наемник? одиночка?… Услышали ли выстрел соседи?..
«Консьержа урою», – сжались кулаки.
Меж тем «наемник» продолжал вертеться в пустом темном углу – не разглядеть. Секунды капали как в замедленной съемке…
Наконец, что-то щелкнуло – непрошенный гость нашел-таки шнур и бордовые шторы торжественно раздвинулись – как занавес перед последним актом долгожданной премьеры.
Свет нового утра затопил комнату. Он окаменел: в его апартаментах, проявилось существо из недавнего морока, прыгающее в танце Смерти. Извращенный ритм раздавал оплеухи, голова уродца дергалась под искореженную музыку «Болеро». От бессмертного произведения оставалось лишь господство ритма да пульс кастаньет. На миг он зажмурился и потряс головой: но морок не исчезал. Растрепанное, крохотное, бесполое существо, искаженное гримасой ненависти и торжества, вселяло ужас сильнее, чем ствол, все еще направленный ему в грудь.
Надежда договориться с непрошенным гостем, едва вспыхнув, погасла.
То был звездный час Маруси. Ради него, призрачного часа, она не состригала седой крысиный хвостик, не подкрашивала пегие пряди. Сегодня она была во всем «великолепии», а ветер, еще недавно грозивший сорвать ее с карниза, вздыбил седые лохмы в дьявольский ореол.
Враг уже умер, хотя сердце его еще колотилось. Танцующей походкой карлица двинулась к застывшему, как изваяние, Максу, и, прикинув расстояние, – как спортсмен перед взятием рекорда – прыгнула ему на грудь. Специально наточенный коготь полоснул по шее.
Макс очнулся от своего крика, но дьявольское отродье тут же срезало бровь.
– Еще только дернись, – проскрипело оно в самое ухо.
Кровь заливала глаза. Судорожная попытка сбросить ту нечисть не удалась.
Скрипучий голос повел его последним туром вальса прямо к бездне.
Уже у бордюра роскошной террасы, его губы выплеснули хриплый клекот:
– За что?
– За Волка, родимый, – почти нежно прошелестело чудовище ему прямо в ухо и пяткой двинуло по печени.
Но Макс лишь безучастно мотнул головой, моля Бога, чтобы этот кошмар оказался сном. Его правый глаз уже не видел – кровь лилась не переставая, но ни оттереть, ни остановить ее он не мог. Боялся шевельнуться: специально заточенный ноготь маньяка готов был в любую секунду вспороть сонную артерию.
Седая гарпия насупилась:
