Ему было тогда четырнадцать лет, возраст, когда мальчик становится ближе к Богу, – он считается достаточно большим, чтобы возносить молитвы в мечети и поститься вместе со взрослыми во время Рамазана. Но он предался войне и мести – и больше мы его не видели.
Когда американские бомбы выгнали из нашей жизни талибов, я надеялся, что Билал вернется. Но Северный альянс вошел в Кабул, а его все не было, и, хотя мы с матерью об этом не говорили, оба не сомневались, что в живых его уже нет.
Когда меня разбудил свет, была ночь – тот ее час, когда «вчера» уже ушло, а «сегодня» еще не настало, весь мир погружен в сон и тишину, и нет еще никаких признаков приближения беспокойного утра.
В этот час потягиваешься с улыбкой и снова засыпаешь.
И в этот час Хаджи Хану вздумалось вернуться домой.
Сначала заскрежетало железо о бетон – открылись ворота, затем въехали с ревом три «лендкрузера» с тонированными окнами, из которых высыпались охранники и вышел Хаджи Хан.
Двое с автоматами закрыли ворота, на место Хаджи Хана уселся другой человек, и все машины развернулись обратно к воротам и остановились.
Наблюдая из своего окна за танцем фар, я увидел, как Хаджи Хан во главе нескольких мужчин вошел в дом. Вид у него был свирепый, и я невольно забеспокоился – знает ли он, что Исмераи разрешил нам с Джорджией приехать погостить?..
Я подкрался на цыпочках к двери и, слегка приоткрыв ее, заморгал от яркого света, ударившего в глаза с нижнего этажа.
До слуха моего донесся оттуда же гул голосов, низких, мужских, среди которых мне только через несколько секунд удалось различить голос Хаджи Хана, рокотавший, словно гром.
Я приоткрыл дверь еще немного, высунулся и между деревянными перилами галереи увидел часть холла и то, что в ней происходило.
Хаджи Хан стоял неподалеку от дверей с какими-то еще пятью мужчинами, негромко переговаривавшимися между собой. Никого из них я не знал, но одеты все были очень богато, в дорогие шальвар камиз, и у каждого на запястье болтались большие, тяжелые часы.
Сам Хаджи Хан говорил с маленьким человечком, который, когда мы приехали, отнес наверх наши сумки. Человечек мотнул головой, указывая на ту часть дома, где спала Джорджия, немного дальше по коридору от комнаты, в которой следовало сейчас спать мне. Хаджи Хан посмотрел туда же, и я затаил дыхание и попятился обратно в комнату.
Если до своего приезда он не знал, что мы здесь, то теперь уже знал наверняка.
Выждав несколько секунд и не услышав шагов, целью которых было бы вытащить нас из постелей, я осторожно высунулся снова.
