– Что? – Мать, явно потрясенная, отпрянула, и я испугался, решив, что мои слова ее оскорбили.
– Извини… это мысли вслух, – сказал я.
– Нет, нет, не извиняйся, Фавад. Я… я просто удивилась, потому что ты спросил как раз о том, о чем я и хотела с тобой поговорить.
Она сделала паузу. Я тоже сделал паузу.
Мы встретились взглядами, и я ощутил, как сильна на самом деле наша любовь друг к другу.
– Шир Ахмад просит меня выйти за него, – продолжила она наконец, – и я хочу знать, что ты об этом думаешь – ведь он станет тебе отцом. Скажешь «нет» – значит, нет, сынок. Больше мы об этом говорить не будем, и обиды я не затаю. Но знай, он хороший человек, Фавад, и, думаю, может предложить нам реальное будущее. Даст возможность вести нормальную жизнь – как семья, афганская семья, а не безумная смесь из афганцев и иностранцев. Я хочу иметь свой дом. И хочу, что еще важнее, чтобы свой дом был у тебя. Но ты – мой сын, и эта свадьба может состояться только с твоего разрешения.
Когда она умолкла, я почувствовал, что руки ее дрожат, выпустил их и поднялся на ноги.
Потом медленно подошел к окну, где постоял некоторое время, глядя во двор, качая головой и вытирая глаза, словно бы великая боль завладела внезапно моим сердцем. А потом вздохнул, громко и тяжело, и повернулся к матери.
Она сидела, понурив голову, и смотрела в пол.
– Все хорошо, Фавад, – произнесла она тихо. – Не печалься. Я скажу Шир Ахмаду…
– Да, мама! Скажи ему «да»! – крикнул я, бросаясь к ней, и обнимая, и осыпая ее лицо нежными поцелуями. – Давно пора! – добавил я и расхохотался, потому что в отместку она крепко ухватила меня за пояс и принялась щекотать.
Раньше в моей жизни имелось не слишком много секретов – потому, главным образом, что взрослые не доверяются детям в вопросах, которые считают важными, – и я частенько придумывал их сам. Но сейчас, когда у меня голова была забита тайнами, это оказалось и вполовину не так весело, как я ожидал.
Я размышлял о причинах в постели до тех пор, пока глаза не закрылись от усталости, и пришел к выводу, что главная проблема с секретом заключается в том, что его нельзя никому рассказывать. А если нельзя никому рассказать, тогда какой смысл его вообще иметь?
У меня же теперь был не один секрет – а целая куча.
Хаджи Хан просил Джорджию выйти за него замуж, но я вынужден был молчать, потому что притворялся спящим, когда услышал об этом.
Доктору Хьюго почти наверняка сказали что-то «официальное и серьезное», но я не мог спросить, что именно, потому что шпионил, когда ему это говорили.
