Я уставился на Хаджи Хана, не зная, что сказать.
– Это не тебе, – засмеялся он, конечно, заметив беспокойство, которое закралось в мою душу. – А Джорджии. Но не исключено, что тебе придется самому читать ей эти стихи, и не один раз, потому что она очень ленива и до сих пор не выучила пушту.
– Ладно, почитаю, – согласился я, успокоившись. – Это ты их написал?
– Я? – Он снова засмеялся. – Их написал один человек из моей деревни. Аллах благословил его таким даром. А меня Он благословил лишь деньгами, которые и помогли мне упросить поэта записать их на бумаге.
– Но Джорджия ведь не понимает ни слова на пушту, – напомнил я.
– Ни слова. Но она знает голос любви. И знает слово «любовь».
Мина. Любовь. Моя сестра.
– И еще, – добавил Хаджи Хан, перебив мои мысли, – скажи ей, что я подготовил для нее дом. Когда она приедет, там будет Исмераи.
– А где будешь ты? – спросил я.
– Я буду… где-нибудь, чтобы дать ей время.
* * *
Попав домой, я не смог передать Джорджии то, что было поручено Хаджи Ханом, поскольку ее нигде не оказалось. Час был еще ранний, и я решил, что она, должно быть, на работе.
Зато Джеймс был дома, что меня совсем не удивило, и снова привязался ко мне, когда я наливал себе на кухне стакан воды.
– Фавад! Иди-ка сюда.
Я вздохнул, тяжело и выразительно, чтобы он понял всю глубину моей усталости.
– Не умею я играть ни в какие ваши дурацкие игры, – сказал я ему. – И уверен к тому же, что они против ислама.
– Ну что ты такое говоришь? – спросил Джеймс, слегка обидевшись. – Твистер, друг мой дорогой, вовсе не против ислама. Это всего лишь состязание – в ловкости, проворстве… умении быстро двигаться и отваге!
Я посмотрел на Джеймса, подняв брови, как это делала Мэй, когда хотела показать ему, что он мелет вздор.
– Ну ладно, – согласился он, – игра эта еще дает возможность потрогать девушку за попу.
– Вот видишь! Я же сказал, что она против ислама!
– В мелочах, Фавад, в мелочах. Но я сейчас о другом… хочу тебе что-то показать. Пойдем!
Я покорно поплелся за Джеймсом в гостиную, и он подвел меня к столу, за которым обычно работала Мэй. Там стояла маленькая коробочка и лежало несколько листов зеленой и серебряной бумаги.
– Вот, – сказал Джеймс, – посмотри и скажи, что ты об этом думаешь.
Он протянул мне коробочку. Открыв ее, я увидел внутри очень красивое кольцо – серебряный ободок с золотым покрытием, на котором были искусно и тонко вырезаны крохотные цветы.
Я уставился на Джеймса, не зная, что сказать.
