– Это который актер?
– Да, актер. Такой красивый! Я видела вчера по телевизору фильм про императора Асоку. Очень романтичный. Шарук Хан там играет принца, который полюбил прекрасную принцессу по имени Каурваки. Потом он подумал, что она умерла, и сделался злым завоевателем, потому что его сердце умерло вместе с ней. И в конце женился на другой женщине, тоже красивой, но не такой, как Каурваки.
– Злым завоевателем? Ну-ну. Он же гей.
– Неправда! – взвизгнула Джамиля.
– Он актер, – поддразнил я. – Всего лишь мальчик, который танцует за хорошие деньги.
– Возьми свои слова обратно, – снова завизжала Джамиля. – Возьми обратно или…
– Или что?
Джамиля толкнула меня на тележку, груженную апельсинами, и в этот момент что-то грохнуло со страшной силой – ничего громче я еще не слышал, и обоих нас швырнуло наземь.
Земля под руками и коленями задрожала от боли, когда ее сотрясло взрывом, и в сердцах наших вспыхнул страх понимания.
В ноздри сразу же ударил запах горящей кожи, мир вокруг застыл в молчании, и я, приподнявшись, поглядел назад – в сторону Массудова округа, туда, где пламя пожирало искореженные остатки «лендкрузера» и еще какой-то машины, туда, где мы стояли всего несколькими секундами раньше и где мы расстались со Спанди.
Спанди!
Я быстро обежал взглядом раскаленное алое пламя, лизавшее небо, подобно языку ящерицы, черные, окровавленные лица людей, мне незнакомых, жуткое месиво из крови, костей и ошметков плоти на земле, каких-то растерянных солдат и наконец увидел его – он стоял довольно далеко, но, казалось, я мог его коснуться. Потому что взгляд мой сосредоточился на нем и словно притянул его ко мне.
Он стоял возле обломков машины. Маленький мальчик, попавший в бесконечный кошмарный сон.
Вокруг него клубился черный дым и по воздуху летели еще, падая на землю, куски металла и красно-черные куски плоти, когда глаза наши встретились и жизнь остановилась. Я не слышал ничего, кроме стука двух наших сердец, соединенных в это мгновение взглядами.
Спанди был жив, и я ощутил, как моя любовь к нему разлилась по жилам, заполняя собою все мое существо, отдаваясь тяжелыми ударами в ушах; он был мне братом, ближе, чем любая родня, и я своим взглядом, изо всех своих сил, говорил ему это, когда тишина вдруг снова взорвалась грохотом.
Джамиля неподалеку от меня вскочила на ноги, и сквозь затихающие отзвуки взрыва я расслышал, как она шепчет его имя:
– Спанди…
И оба мы бросились к нему – и в тот же миг в воздухе засвистели пули.
