Но даже несмотря на эту Эпифанию, рациональное начало в монахине – то самое, что удерживает женщин на краю темных пропастей, куда мужчины охотно ныряют сотнями, помогло ей привыкнуть к странностям крестника: к изменяющимся глазам и к бодрствованию, к самостоятельности и внезапной беспомощности перед фальшивой нотой. Когда в мозгу бессознательного Винсента зазвучало Создание, Агнес поняла окончательно: все неспроста.
Выхода не было. Отец Иоахим боялся «докладывать по инстанции» о новых приключениях и без того странного ребенка. Изолировать его было невозможно, лишить монастырь музыки – тоже. Поэтому Винсента, посовещавшись, решили пустить к клавишам – сначала к клавесину, а через месяц к органу. Потом к другим детям.
Промучив орган больше часа, ребенок полностью отыгрался за тот первый раз, когда нестройное пение соучеников чуть не лишило его слуха и разума. Пока он играл, в монастыре и приюте стоял стон. Он не воспроизводил ни одной существующей мелодии – гармонии, извлекавшиеся им из инструмента, менее всего описывались словами и столь же мало переносились человеческим ухом. В «его» музыке не было ни неправильностей, ни диссонансов, но в самой последовательности звуков было что-то, что выворачивало слушателям душу, да так, что они это понимали. Вдоволь натерзав инструмент, Винсент сложился на банкетке в позе эмбриона и закрыл глаза. Через пять минут рядом уже была Агнес, а еще через минуту – пришедший в себя после звукового вторжения в сознание отец Иоахим.
Договор выглядел так: Винсент получает в свое распоряжение малышей и любыми мирными способами делает так, чтобы они больше «не врали». Маленький агрессор достиг задачи с легкостью: поскольку его музыка попадала прямо в мозг слушателя, наверное, минуя даже уши, любому, не подчинившемуся ей, отказавшемуся звучать вместе с ней исполнителю делалось худо. Поэтому отданные найденышу в музыкальное рабство дети запели ангелами на первом же занятии. Когда нашему герою исполнилось семь, он получил в свое распоряжение и старших воспитанников. Агнес впервые увидела, что он умеет улыбаться, не только общаясь с нею: дети слушались его беспрекословно, мир и гармония были достигнуты – по крайней мере, на то время, что в подвластном Винсенту Ратленду куске мира звучала музыка. (Да, здесь автор, вынужденный подчиниться законам повествования, наконец называет фамилию, которой снабдили найденыша в честь родного графства Агнес.) Хорошо, что ни сам Винсент, ни этот кусок мира не могли находиться под властью музыки постоянно, иначе жители монастыря и приюта Святого Валента, наверное, умерли бы от истощения.
