Аполлон Юрьевич относился к категории увлекающихся людей, вспыхивал как порох, если в нем просыпался азарт, оставлял все текущие дела, полностью отдаваясь тому, что его заинтересовало. Он был способен не спать по трое суток кряду, разглядывая в микроскоп мутировавший ген или смешивая реактивы, пока не получит нужную реакцию. Ганьский не мог полностью и одновременно посвятить себя двум увлечениям сразу, и теперь, назначив встречу, мучительно размышлял, как совместить эксперимент, за который, ко всему прочему, еще и деньги хорошие предполагалось получить, и отношения с Мариной, развивавшиеся стремительно, благоприятно и с перспективой. Мысли ограничить время общения с дамой сердца он не допускал, но вместе с тем прекрасно понимал, что предстоящая работа потребует его постоянного присутствия. Это был тупик, выхода из которого Ганьский не видел.
Поиски решения прервал прибывший Вараниев.
— Как сестра? — сразу спросил ученый.
— Спасибо. По-прежнему.
— Ближе к делу. Итак, показывайте, что вы раздобыли, — попросил ученый.
Виктор Валентинович вынул банку, плотно закрытую крышкой, которую быстро снял. Затем достал из емкости и положил прямо на стол молочный зуб и фрагмент кожи. Ганьский вытаращил глаза:
— Где вы это взяли?
— Не знаю, сказать по правде, — соврал Вараниев. — Сестра принесла.
— Но вы объяснили ей, что необходима ткань именно ее ребенка?
— Да, конечно, и очень подробно, — уверенно подтвердил председатель.
— Чудесно! — воодушевился ученый. — Вы знаете, что это такое? — обратился он к Вараниеву, указывая на зуб и ткань.
— Могу только догадываться, — опять соврал председатель.
— Белый, похожий на кость, твердый фрагмент — не что иное, как молочный зуб. И должен вам сказать, родительница ребенка похвалы не заслуживает: как же можно было в наше время довести зуб до такого плачевного состояния? Посмотрите: глубокий кариес! Так-так, а тут у нас что? — Ганьский направил внимание на мягкую ткань. — Очень интересно… Где же она взяла это? Неужели эксгумация?! — с неподдельным удивлением воскликнул он.
Ученый ушел в комнату и вернулся через минуту в резиновых перчатках с пинцетом в руках. Зажав кончик ткани, приподнял полоску, осмотрел внимательно.
— Похоже, это… Хм, непонятно, чем ткань пропитана. Формалин? Но зачем? Ну, да ладно — что есть, то есть. Предлагаю обсудить приобретение оборудования и мой гонорар.
— Конечно, конечно, — согласился Виктор Валентинович. — Только мне хотелось бы у вас кое-что спросить, Аполлон Юрьевич.
