Генетик | страница 42
И Ганьский опрокинул пятьдесят граммов. Шнейдерман поперхнулся, Вараниев оторопел, Еврухерий выпил. Боб Иванович заметил, что важен не тост, а качество водки, и поинтересовался, чем коммунисты так насолили ученому.
Но Ганьский тактично перевел разговор в другое русло:
— Река, рыбалка, костер, уха… позже еще и закат, ночь, а мы про политику… Диссонанс, друзья. Прошу прощения, что затронул эту тему. Вода и Огонь — слуги Стихии и Романтики. Это — Поэзия.
— Я что-то слышал такое, про ночь и костер, — поддержал беседу Вараниев.
Ганьский прочитал:
— Да, да, именно это я пытался вспомнить. Кто автор?
— Александр Залп, — сообщил ученый.
— Иностранец? — удивился Виктор Валентинович.
— Москвич. Коммерческих изданий нет. Известен лишь в узком кругу, — пояснил Ганьский.
— Где же я мог прочитать его стихи? — удивился Вараниев.
— Сомневаюсь, что вы его стихи когда-либо читали, уважаемый Виктор Валентинович, — ответил Аполлон Юрьевич.
— Ну как же?! Ночь, костер, берега… и еще там, кажется, животные какие-то, волки или бобры, — доказывал Вараниев. — А вы его где читали?
— Он мой хороший приятель. Недавно подарил свой сборник, вышедший совсем небольшим тиражом. Я прочту четверостишье из стихотворения другого автора. Возможно, вы имели в виду именно его.
Вараниев возразил, мол, это точно не то, и заметил:
— На свадьбу к дочери свояка ездил в деревню, там и слышал. Но точно не помню — пьян был.
Ганьский призадумался. Затем уточнил:
— То есть вы не читали, а слышали?
— Выходит, так, — согласился куратор партии.
— Смею предположить, услышанное вами было спето, — продолжал ученый.
— Может быть, — не стал возражать Виктор Валентинович. — И еще там словечки ругательные были.
— Думаю, вот что из фольклора вы пытаетесь вспомнить, — уверенно произнес Ганьский и прочитал:
— Точно! — воскликнул Вараниев. — Это самое!
— Отлично, разобрались, — удовлетворенно констатировал Ганьский.
«Ну и фрукт!» — подумал Шнейдерман.
— Вы поэт? — удивленно спросил Виктор Валентинович.
— Нет, нет, совсем нет, — мягко ответил Аполлон Юрьевич.
— Критик? — не сдавался оппонент.
— Я — ученый, — с чувством собственного достоинства произнес Ганьский.