— А у нас на судне медведь был, — выступает новый рассказчик. — Как какая-нибудь проверка или инспекция, мы его сразу выставим к парадному трапу и полное спокойствие. Никто не идет…
Когда я первый раз попал на судно, я не мог понять, почему эти здоровенные и вполне взрослые люди могут так самозабвенно и так долго предаваться пустопорожней болтовне, в которой подчас так трудно отделить правду от вымысла. И только потом я понял глубокий смысл этих разговоров. В научно-фантастических романах авторы нередко подвергают своих героев-звездолетчиков анабиозу, то есть усыпляют их на много лет, чтобы не подвергать космических путешественников самому страшному виду пытки — испытанию временем. Так вот морская травля — это и есть своеобразный анабиоз. Послушает моряк десяток невероятнейших баек, сам наговорит с три короба, насмеется, насмешит других — глядишь, и еще один вечер прошел.
На верхнем мостике по вечерам у нас собирается самая серьезная публика. Здесь наш «мозговой» центр. Под тентом, где висит яркая электрическая лампочка, стоит пара маленьких столиков. Один из них постоянно ангажирует матрос Никита, который готовится к поступлению в институт и ежедневно решает десятки математических задач. Рядом с ним в импровизированном гамаке пристроился рефмеханик Ваня, который дал клятву своей молодой жене, что за рейс проработает двадцать пять параграфов учебника английского языка. За другим столиком засел штурман Леша с красными то ли от загара, то ли от умственного перенапряжения ушами. Он делает контрольную работу по теоретической механике за второй курс Дальневосточного рыбного института. Несколько матросов, живописно расположившись на тюфяках, читают книги, взятые из судовой библиотеки.
Снизу раздаются взрывы хохота, перебранка доминошников, занятых «разбором полета» после очередной проигранной партии, а здесь академическая тишина, как в столичной библиотеке. Равномерно стучит дизель, слегка покачивается электрическая лампочка, вырывая из кромешной тропической тьмы сосредоточенные лица «интеллектуалов». Каждый занят своим делом.
Часов около девяти с палубы начинают доноситься нетерпеливые голоса: «Пора фильм запускать!», «Давай фильму!» Фильмы… Я нигде не видел, чтобы люди так страстно увлекались кино, как на флоте. Порою даже приходит в голову совершенно нелепая мысль: как же люди ходили в море до изобретения кинематографа?
В первый же день рейса в кают-компании монтируют киноустановку, и все время плавания она работает с предельной нагрузкой. Как обычно, на борту среднетоннажного траулера имеется тридцать — сорок фильмов, так что можно открывать грандиозный кинофестиваль. Но на фильмы набрасываются с такой жадностью (с первого же дня плавания, пока идем в район промысла, наши киновечера начинаются часов в семнадцать и продолжаются далеко за полночь), что число непросмотренных лент катастрофически тает. Как-то я не поленился и записал в свой дневник названия фильмов, просмотренных неутомимыми зрителями за один такой вечер:
