Я тяжело вздохнул, и Николь соизволила объяснить подробнее:
– У нашего олигарха роман, который он скрывает от прессы. Поэтому он представляется саратовским коммерсантом и носит вот это… – Она выудила из пакета парик и бросила мне.
Париков я не носил никогда в жизни. Взвесив на руке неожиданно тяжелую волосатую гадость, я несмело начал примерять ее у себя на голове.
Ганс смотрел на меня с сочувствием, но края его толстых губ насмешливо подрагивали.
Николь помогла мне нацепить парик правильно и достала пудреницу – показать, на кого я стал похож.
Из круглого окошка зеркальца на меня смотрел неприятный волосатый пижон, которому сразу захотелось дать в морду.
Ганс теперь тоже смотрел на меня с плохо скрываемым омерзением. Даже Николь поморщилась, покачивая пергидрольными кудряшками:
– Да-а, какого-то мудака ты мне в этом парике точно напоминаешь, – задумчиво сказала она, не отводя от меня глаз.
– Надеюсь, Гиммлера, – буркнул я, отворачиваясь от них обоих.
Лимузин выехал на Калининский проспект и через пару минут въезжал на парковку перед «Метелицей». От входа к нам уже бежал пожилой швейцар в расшитой золотом ливрее, но я смотрел не на него, а на джип военной комендатуры, вставший почти у самых дверей соседнего кабака. Рядом с армейским джипом стоял милицейский «бумер» с синими номерами, а вокруг него стояли люди в камуфляже, с автоматами в руках и бдительно зыркали по сторонам.
Ганс тоже увидел комендантских жаб и кивком показал Николь на них:
– Смотри, как нас обложили. По всей Москве, похоже, ищут.
Николь насторожилась:
– А что вы такого сделали?
Мы одновременно пожали плечами, и она уверенно сказала:
– Значит, это не вас ищут. На хрен вы кому сдались, хомяки блудливые. Пошли…
Ганс чуть помедлил выходить, еще раз бросив острый взгляд в окно, и тогда она достала из сумочки солнцезащитные очки:
– Держи, охранничек. Тебе в тему будет.
В очках Ганс смотрелся натуральным Крепким Орешком – мне даже завидно стало.
Швейцар не успел распахнуть нам двери автомобиля, поэтому теперь виновато семенил впереди, показывая дорогу. Николь взяла меня под руку и сунула в руку бумажку.
– Отдашь ему, когда пройдем через холл, – шепнула она мне в ухо, и я тут же воспользовался оказией, прижав девушку к себе поближе.
– Да успеешь ты трахнуть меня еще сто раз, – раздраженно прошипела она, и я радостно заорал на весь холл:
– Ты это сказала! Трахнуть сто раз! Теперь не отвертишься!
Несколько случайных посетителей вокруг вежливо улыбнулись нам, с благожелательным интересом разглядывая всю нашу троицу.
